— Не буду врать, клянусь! Чистую правду расскажу. Я не виноват… Ну, то есть, виноват, но не в том. Не надо было трость тащить. И ведь правило же у меня — не больше одной за раз! Получил добычу — всё, хватит судьбу испытывать. А я одну увёл уже, домой собирался. Почти весь сад прошёл, и вдруг вижу — стоит у лавки. Набалдашник из слоновой кости, сама перламутром отделана — ну, загляденье! За этакую выручить можно — ого-го! Месяц, а то и два не работать. А господин, чья трость, наклонились низко, на коленях у них книжка, и они в той книжке через лупу чего-то разглядывают. До того увлеченно, что кажется, им хоть по голове стучи — не заметят. И людей рядом нету как раз. Скамейка дальняя, на отшибе…
— В общем, лёгкая добыча.
— Ну! Так в руки и просится. Я и подошёл. И только за тростью потянулся — господин меня за руку как хвать! До того цепко — не вырвешься. Да как зашипит! Что, говорит, подонок, имущество моё украсть хотел? Вот я тебя сейчас в участок сведу! А мне в участок попадать ну никак нельзя. Я же беглый. Если сызнова поймают, навеки будет каторга. А вырваться не могу, этот в меня вцепился, как чёрт! Даром, что на вид приличный. Я смотрю, говорит, ты уже с добычей? И на трость глядит, которую я перед тем раздобыл. Присмотрелся к ней, да как расхохочется. Доктор Алоизий Бон, говорит, ишь ты! Это будет весьма забавно. Вот что, парень. Предлагаю сделку. Ты не хочешь на каторгу, а мне нужна одна небольшая услуга. Отдай мне эту трость. Я аж ушам не поверил. Говорю, да берите на здоровье, мне она задаром не нужна! А он как расхохочется. Нет, говорит, ты не понял. Я сейчас заберу эту трость, а через какое-то время, когда понадобишься, тебя разыщу. И тут уж прикажу сделать то, что мне надо, а ты моё приказание выполнишь. Либо так, либо сей же миг зову городового. Ну я, конечно, согласился. Думаю — чего он там такого затребовать может? Ещё одну трость спереть? Замужней дамочке любовное письмо передать? Так это я запросто. И потом, пусть сперва меня разыщет. Не дурак же я, снова в Летнем саду работать. На том и расстались.
— Угу. А ты, конечно же, не дурак ни разу, и в Летний сад больше не ходил.
Николка угрюмо вздохнул.
— Пробовал в других местах, отовсюду погнали.
— Ну, ещё бы. Воров вокруг полно, поляна давно поделена. А господина того, небось, ты с тех пор ни разу не видел. Вот и расслабил булки.
— Откуда вы знаете?
— Давно на свете живу. Дальше?
— Дальше… Вот, ей-богу — я не понял даже, откуда он взялся. Только что не было, и вдруг стоит передо мной. Я аж глаза протёр. А он говорит — ну вот и встретились. Пора должок возвращать, — и трость мне протягивает. Ту, что ему отдал. Я беру — а это уже не просто трость. Кистень из неё сработали! Мне аж рожу перекосило, понял, что встрял. А он лыбится. Соображаешь, говорит. Пошли со мной. И привёл меня к мастерской господина инженера. Велел подстеречь его и убить, трость рядом стелом бросить. Сказал, что риску нет никакого, ходит этот господин всегда поздно, когда на улице нет никого. В одиночку ходит. Подкараулить, сзади огреть — и всех делов. А коли не соглашусь…
— В участок отведёт.
— Угу.
— И что же пошло не так? Ползунов оказался не таким безобидным, как ты думал?
— Так ведь и я не душегуб! Ворую сызмальства, судьба моя такая, а в мокрые дела отродясь не совался. Да инженер тоже — вроде образованный, а силы немалой. И держаться привык востро, шаги мои услышал. Не сумел я к нему незаметно подойти, он обернулся. Да как бросится! Кабы не кистень, не сладил бы я с ним. А тут ещё откуда ни возьмись барышня несётся, за ней слуга… В общем, я трость бросил, как велено, а сам дёру. Мне тот, в очках слепых, штуку эту дал. Чтобы удрать споро, ежели чего не так.
— И куда ты удрал?
— Да есть одно местечко…
— Ясно. А сегодня, значит, опять воровать пошёл?
— А что мне ещё делать? Жить-то надо.
— Всем надо. Только не все воруют. А «в очках слепых» — это что значит? Как этот ублюдок выглядел?
— Ну, чёрные очки у него, как слепые носят. Только он не слепой, зрячий не хуже меня. А очки, верно, нацепил, чтобы не признали. У него и шляпа на самый нос надвинута, чтобы личность не разглядеть.
— То есть, опознать его ты не сможешь?
— Чего говорите?
— Я спрашиваю, если снова с ним встретишься, сможешь узнать?
Николка задумался.
— По голосу ежели только…
— Ну, хоть так. Ладно, понял. Скажу в участке, чтобы сильно далеко тебя в каторгу не загоняли. Вдруг понадобишься. Вставай, чего разлёгся?
Я убрал колено, дёрнул Николку за шиворот.
— А что это вы такое делаете, господин хороший? — раздался вдруг позади протяжный голос. — Пошто это вы приличному человеку руки связали?
Я резко обернулся. Дорогу преградили трое.
Лохмотья, грязь, гнилые зубы, поигрывают ножами и кистенями. В тёмной подворотне и публика соответствующая.
— Спасите, братцы! — ринулся к ним Николка. — Век не забуду!
Я вырубил его ударом кулака. Выхватил из ножен меч. Тот засветился. Троица застыла.
— Охотник! — взвизгнул самый сообразительный. — С мечом светячим! Шухер!
Троица бросилась врассыпную.