Мир пауков: Башня. Дельта

Тот пожал плечами.

– Всякие слухи ходят. А ты, интересно, смог бы описать, где примерно она находится?

– Наверное, да. Она в квартале рабов.

Они уже, по сути, вышли на окраину. Найл с любопытством заметил, что одна из красных башен как раз сейчас строится, а на недовершенных стенах с жужжанием роится сонмище золотистых насекомых.

– Что они такое делают? – спросил он.

– Строят.

– Строят насекомые? – не поверил Найл.

– Точно. Их называют клейковинными мушками.

Когда поравнялись с усеченным конусом башни, жужжание сделалось просто оглушительным.

– Они строят ее для себя?! – с трудом перекрывая шум, прокричал Найл.

– Нет, нет! – Доггинз остановился, а за ним и кортеж из жен и детей. – Они живут в гнездах из склеенных меж собой листьев.

– Тогда как же вы заставляете их строить дома?

– Их специально дрессируют. Вот, смотри.

Доггинз сосредоточенно нахмурился, насупил брови и впился прищуренным взглядом в роящихся золотистых насекомых. Секунду спустя они начали оседать на стены, через полминуты шум утих, а насекомые стали карабкаться друг другу на спину. Бисеринки пота проплавились на лице у Доггинза. Вот он надрывно перевел дух и расслабился, насекомые тотчас снова взвились. Похоже, Доггинз остался доволен собой.

– Как у тебя это вышло?

– Они приручены подчиняться мысленным командам. Желаешь сам попробовать?

Найл вперился в мушек и сосредоточил внимание. Тотчас он осознал наличие каждого отдельного насекомого так четко, словно слился с ними воедино, – они стали как пальцы на руках и ногах. Ему было даже известно их точное количество: восемнадцать тысяч семьсот восемнадцать. Но, мысленно уже почти собравшись скомандовать им осесть, он припомнил данное себе обещание не допускать легкомысленных жестов и передумал.

– Что-то, боюсь, у меня не выходит.

Доггинз улыбнулся сочувственно, но от Найла не укрылось: доволен.

Когда двинулись дальше, до Найла вдруг дошло, что вживление в клейковидных мушек обнажило связь с потоком жизни, скрытно текущим сквозь мир. Теперь его динамика и насыщенность ошеломляюще отличались от тех, что он чувствовал нынче поутру, когда стоял на площади среди рабов. Тогда Найл сознавал нехитрую радость бытия. Здесь, в городе жуков, он чувствовал, что находится действительно среди себе подобных, среди людей с такой же, как у него, способностью активно мыслить и управлять своей жизнью. Было только одно различие: люди здесь не осознавали, что владеют этой силой. Он, как бы между прочим, спросил у Доггинза:

– А как ты научился управлять клейковидными мушками?

– Да это нетрудно. Они привыкли, что ими командуют жуки. А я сам живу среди жуков уже столько, что, думаю, нахожусь с ними на одной мыслительной волне. Поэтому у меня это тоже получается…

Разумеется, он заблуждался. Дело здесь было вовсе не в мыслительной волне. Суть была единственно в силе воли. У Найла на миг появился соблазн растолковать что к чему, но затем он решил, что сейчас не время и не место.

В полумиле от города дорога делала изгиб, с которого открывался вид на невероятных размеров ямину в земле, где-то миля в ширину и четверть мили вглубь. Просто голова кругом.

– Что это?

– Старый мраморный карьер.

– Кто его вырыл?

– Люди. – Доггинз подмигнул.

В вертикальном срезе различались слои геологических отложений, самый широкий – верхний – того же цвета, что и дорога под ногами. Это и был, очевидно, источник материала для строительства дороги.

Дорога полого сходила вниз, пестрым потоком струились по ней люди и жуки-бомбардиры. На дне карьера виднелись десятки разноцветных палаток, из которых особо выделялся размером шатер в зеленую и белую полоску. Найл расслышал еще и звуки, от которых сердце встрепенулось с неожиданной радостью, – бравый звук духовых инструментов, кто-то наигрывал в унисон.

Путь на дно карьера занял полчаса. После выпавшего прошлой ночью дождя все еще стояло множество больших луж; через них, заливаясь смехом, прыгали дети, обдавая друг друга фонтанами брызг. Другие ребятишки глазели на кривлянья клоунов. Из разноцветных палаток и будок исходили соблазнительные запахи еды, леденцов из жженого сахара. Музыканты, облаченные в ярко-красные тоги с желтыми поясами, стояли на эстраде – каменной платформе, а амфитеатр за ними усиливал звук, будто мощный рупор.

В этой части карьера находились плотно пригнанные друг к другу зрительские места – около тысячи, – над которыми возвышался прозрачный купол наподобие пузыря с зелеными крапинками.

Доггинз сказал:

– Если хочешь как следует разглядеть, что будет на сцене во время представления, подыщи себе место в верхнем ряду. Начало где-то через полчаса. А я пошел: дела.

– Спасибо. – Найлу не терпелось посмотреть, что же там на сцене.

Однако через минуту Доггинз возвратился.

– Беда, – тихо и тревожно сказал он.

Найл повел глазами в ту сторону, откуда сейчас подошел Доггинз, и сердце обмерло. Среди спускающихся по склону четко выделялась компания женщин с нагими грудями. Сомнений не было: служительницы. На минуту Найла охватил безотчетный страх.

– Думаешь, это за мной?

– Нет. Они часто приходят сюда на праздник Грохота.