Мир пауков. Башня и Дельта

С ясностью, перешедшей в понимание, у Найла в голове очертился образ разнесчастного вида паучищи — лежит, распростершись, на солнце, из увечной передней лапы на дощатый настил ладьи цедится струйка бледной крови. И он тут же с уверенностью понял, что догадка оказалась верной. Сердце стиснуло от бессмысленного, благодарного восторга. Смутное чутье, что удача сопутствует ему, наполнило ощущением странного спокойствия. Он не спеша поднялся по ступеням, посмотрел налево–направо — убедился, что дорога свободна, — и пересек улицу с видом человека, идущего по вполне законным делам.

Фасады домов, стоящих к реке лицом, имели внушительный вид, но было ясно, что уже скоро его лишатся. Растрескавшиеся тротуары покрывал хлам из битого стекла и истлевшей дранки. Здесь же Найл впервые увидел и проржавевшие остатки автомобилей, многие из которых раскрытыми дверцами походили на дохлых крылатых насекомых. Большинство окон и дверей в южной части города почему–то сохранились. Оконные проемы были свободны от стекол, а покосившиеся двери сиротливо висели на петлях. Вид у квартала рабов был такой, будто по нему пронеслась банда уличной шпаны.

Идущий от моста проезд был увешан тенетами, местами такими толстыми, что напоминали скорее плотную занавесь; инстинкт упредил юношу, чтобы он под них не совался. Вместо этого он вошел в здание, на побитом фасаде которого все еще висел огромный плакат: «Всемирная страховая компания». Найл пошел по заваленному дранкой и штукатуркой пыльному каменному полу, чередой коридоров, выходящих на узкую улицу. Осмотрительно выглянув в окно, Найл тотчас втянул голову обратно. Метрах в пятнадцати сверху деловито чинил свою сеть смертоносец. Найл успел загасить вспышку тревоги, прежде чем она разрослась, и отступил в коридор. В соседней комнате беспорядочно громоздилась сломанная мебель, дверь прислонена была к комоду, соседствующему с пустым оконным проемом. Встав на пятачке между дверью и комодом, Найл смог толком рассмотреть улицу и понаблюдать, как паук терпеливо работает над сетью. Через полчаса донеслись первые звуки, дающие понять, что место обитаемо: голоса, звуки шагов, хлопанье дверей. Вровень с окнами первого этажа по улице замельтешили люди. Вон прошла какая–то толстомясая тетка с арбузными грудями и ногами–бревнами, мягко выводя что–то носом. Бросилось в глаза, что под паутиной она прошла совершенно спокойно, словно не замечая.

По мере того как солнце поднялось чуть выше и заглянуло в улочку, снаружи стало оживленнее. На тротуары высыпала детвора, многие ребятишки жевали куски сероватого хлеба. Некоторые — непоседы — верещали, носились, смеялись; большинство же имело равнодушный, квелый вид. От Найла не укрылось, что преобладают низкие покатые лбы, плоские скулы и глаза–щелки. Вон пухлый косолапый мальчишка подошел к маленькой толстушке девочке и выхватил у нее из рук краюху хлеба. Та громко взвыла, но никто не обратил внимания. Толстяк прислонился неподалеку к стенке и слопал чужое. Затем подошел к девочке — совсем маленькой (та только что вышла на улицу) — и рванул у нее корку. Малышка уперлась, силясь удержать еду. Тогда толстяк пихнул ее в грудь с такой силой, что та попросту отлетела. А малолетние их сверстники сидели себе в проемах подъездов или на тротуарах и продолжали с тупым видом жевать, не пытаясь прятать свои краюхи.

На середине улицы появился малыш. Он бежал, взмахивая руками, изображая из себя птицу, и издавал чирикающие звуки.

Пробежав под починенной паутиной, он неожиданно остановился и поглядел на нее снизу. Затем, к изумлению Найла, нагнулся и, подхватив какую–то деревяшку, запустил ее в воздух. Силенок у него было всего ничего, деревяшка подлетела невысоко. Мальчуган подкинул ее снова, на этот раз чуть повыше. Тут к нему подошел косолапый толстяк, уже управившийся с едой, и, выхватив у малыша деревяшку, со всей силы швырнул ее в воздух. На этот раз она угодила в паутину и, зацепившись, повисла там. Паук мгновенно (Найл просто обмер) кинулся вниз, оставляя за собой нить паутины, и с проворством набросился на малыша. Найл ожидал, что сейчас в беззащитное тело вопьются клыки. Ребенок же, наоборот, зашелся от смеха, когда восьмилапый повалил его на землю. Через несколько секунд паук опять взвился в воздух на своем страховочном конце, а мальчуган вскочил и умчался. Найл решительно ничего не мог взять в толк. Получается, смертоносец играл с ребенком?

Стоять в мокрой одежде становилось неприятно, а когда на Найла к тому же с любопытством уставился пробегающий мимо окна любопытный ребенок, он подавно решил, что дальше играть в прятки не имеет смысла, и вышел на улицу. Никто не удостоил его ни малейшего внимания. Паук сверху как ни в чем не бывало чинил сеть, очевидно уже и забыв, что делается внизу. Вот только маленький косолапый толстяк мерил Найла недобрым взглядом, одновременно и насмешливым и враждебным.