Золотой – это хорошо. Но эксперименты всё-таки важнее. И к тому же, магией и обманом влюблять в себя наивных пареньков, просто захотевших женской ласки, совсем нехорошо. Надо бы её за это наказать. Переместить Печать взглядом не вышло, а вот пальцем вполне. Я потянул ей вверх, через грудь и прямо на лицо. На щеке Печать не уместилась, заняв всю физиономию. То ещё зрелище.
– Что ты наделал, – забормотала она, ощупывая кожу на животе, будто Печать могла провалиться в складки.
– В зеркало посмотри, – хмыкнул я. – Или лучше не надо...
Она схватилась ладонями за лицо, ощупывая его. Но это, конечно, ничего не дало, Печать всё-таки не татуировка и не шрам, наощупь не воспринимается. Но, видимо, ей хватило воображения представить, как она теперь выглядит. С визгом Лилия вскочила и бросилась прочь из комнаты, даже не подумав одеться. Наверное, действительно в поисках зеркала.
Я встряхнул Тимми. Пора его будить и валить отсюда. В борделе какая-никакая охрана всё-таки должна быть. Да и просто от дюжины девок отбиваться тоже не хочется. Придётся парню смириться с тем, что так называемая возлюбленная просто околдовала его магией Печати. Как и с тем, что он теперь должен мне двадцать золотых. Вряд ли он будет рад что одному, что другому. Но куда деваться, такова жизнь. А первая любовь редко заканчивается счастливо. И двадцать золотых – не самая высокая цена за то, чтобы понять, что выбрал совсем не ту девушку.
Глава 19. Испорченное утро
Я провёл пальцами по гладкой щеке спящей Вивьен. Никаких следов Печати на ней не осталось. Печать Отрёкшихся с трудом поддавалась моим попыткам её передвинуть, так что пришлось делать это в несколько этапов. Но так вышло даже лучше, иначе окружающие удивились бы исчезновения проклятой Печати. А вот когда она «сама поползла» вниз по телу девушки, оказавшись сперва на шее, потом на груди, краем выглядывая из декольте – это, конечно, заметили, но кто знает, как должны себя вести чёрные Печати и на что они способны? Теперь Печать находилась там, где её мог увидеть только я, да и то не всегда – на заднице Вивьен.
Вспоминая о перемещении Печати, я машинально пальцами проследил её путь по телу своей рабыни. Ну, не совсем машинально, на наиболее интересных местах моя рука задерживалась. Несмотря на это, девушка продолжала спокойно спать.
Вообще, я хотел, чтобы она меня будила по утрам каким-нибудь приятным способом. Но так уж получалось, что я всё время просыпался раньше, чаще всего ещё до рассвета. По моим прикидкам, я стал спать не больше шести часов, а обычно даже меньше. И самое главное – я при этом вполне высыпался и чувствовал себя отдохнувшим. А ведь в прежней жизни я любил поспать подольше. И вообще по утрам чувствовал себя скорее воскресшим мертвецом, чем проснувшимся человеком. Как минимум, пока не выпью пол-литровую кружку кофе, а лучше пару.
Не то, чтобы я резко стал жаворонком, потому теперь предпочитал ложиться попозже. Только вот в средневековом мире без электричества это немного сложновато. Ночью попросту нечего делать. Конечно, есть свечи, масляные лампы, можно книжку почитать, если раздобыть её сперва, чего я пока не сделал. Ещё есть вариант пьянствовать, благо живу я в трактире. Но без приятелей-собутыльников это быстро надоедает, пить с кем попало мне никогда особо не нравилось. Разве что для получения информации, но я уже успел убедиться, что в этот кабак ходят в основном крестьяне и бедные горожане, которые знают мало полезного для меня.
Увы, Вивьен в качестве источника сведений о мире тоже не очень годилась. Аристократка из не слишком богатого и влиятельного рода, большую часть жизни она провела в родовом поместье. Домашняя девочка с хорошим воспитанием. Но учили её в основном вышиванию, музицированию и прочим полагающимся для благородных девиц вещам – при этом практически бесполезным в обычной жизни. И честно говоря, умом Вивьен тоже не блистала. Сперва я списывал это на воздействие Печати Порабощения, но капитан Ширам, когда навещала племянницу, ничего такого не заметила. Да и всё же подавление воли работало только касательно прямого подчинения приказам. В остальное время Вивьен вполне могла заниматься, чем захочет, свободно говорить я ей тоже не запрещал. Но она не проявляла никакой инициативы, и если не была чем-то занята по работе в таверне, то просто бездельничала. Вот просто садилась на стул или на кровать, а иногда и ложилась, и не делала совершенно ничего. Навык разглядывания трещинок на потолке сто пятидесятого уровня, не иначе.