Мир перевернулся

Она наклонилась, поставила на пол корзинку, сняла крышку, а когда выпрямилась, он поцеловал ее.

Вот так, все очень просто, ей даже не пришлось идти на хитрости. Ева и не поняла толком, как это случилось. Наклонилась, выпустила кошек, выпрямилась – и получи поцелуй.

И все же решение приняли, должно быть, оба и одновременно, потому что оба сразу устремились друг к другу. Сначала они поцеловались в губы, потом, осторожно, перешли к более интимным ласкам.

Только когда все произошло, Ева в полной мере осознала, насколько ей не хватало этого, насколько сильным было желание. Боже, да она просто умирала без секса, без поцелуев и ласк. Руки сплелись у него за спиной. – «Не останавливайся, не прекращай!» От халата пахло какими-то лекарствами… в голове проносились шальные мысли… воображение рисовало самые откровенные сцены…

Она почувствовала, как он расстегнул ее бюстгальтер, как его пальцы прикоснулись к обнаженному телу, как робко двинулись к груди. Возбуждение, восторг новизны были так сильны, что ей стало почти страшно. Другое лицо, другой рот – более широкий и мягкий, совсем другой мужчина. Новый остров, который ей еще только предстояло исследовать. Она начала расстегивать пуговицы на жестком накрахмаленном халате, спеша как можно скорее добраться до теплой, такой притягательной наготы.

– Мя-я-яу! – Он наступил кошке на хвост – ну и черт с ней!

Впрочем, ему, наверное, было не все равно.

– Какая жалость. Извини. – Нильс отпустил ее и вслед за кошкой вошел в спальню.

– Ничего страшного, – пробормотала Ева, едва узнав свой внезапно севший голос, и проследовала за ним, придерживая расстегнутый бюстгальтер.

Между тем Нильс уже склонился над пострадавшим животным.

– У тебя такая работа, что, наверное, кто-то все время вертится под ногами, – пошутила Ева.

– Моя работа в том и состоит, чтобы у них было как можно меньше неприятностей.

Он выпрямился и шагнул к ней, надеясь, что происшествие не стало несчастным случаем, положившим конец тому, что так прекрасно началось.

– Так на чем мы остановились? – спросила Ева, беря его за ремень и притягивая к себе.

– Напомни.

Он снова поцеловал ее, и его пальцы закружили, заплясали по волосам, плечам, спине, прикасаясь то легко и нежно, то настойчиво и требовательно, пока все ее тело не запело, не зазвенело, а желание сорвать одежду и улечься в постель с этим восхитительным незнакомцем не стало неодолимым.

Она позволила ему расстегнуть пуговицу на ее брюках, после чего он сел на кровать и притянул ее к себе. Отгоняя прочь мысли о Джозефе – это не Джозеф, это другой… новый… – она ждала, пока он снимет с нее одежду. Его губы были на ее губах, плечах, холодных замерзших сосках, животе, бедрах… ниже… Они ласкали, дразнили, пробовали, требовали. Что-то еще сдерживало ее – «Нет… нет… не так…» – может быть, то, что ласки его казались такими непривычными, такими чужими, однако в конце концов сопротивление ослабло, напряжение спало, и она закрыла глаза, привыкая к иным движениям пальцев, описывавшим другой конфигурации фигуры, к легким, едва ощутимым, но возбуждающим прикосновениям, к шумному дыханию, к пробегающей под кожей дрожи и… – Боже, она приближалась к финишу, еще не выйдя на старт.

Нильс расстегнул молнию у нее на брюках, поднялся и разделся сам, не отводя от нее глаз. Она подсматривала за ним из-под опущенных ресниц. Он снял рубашку, потом оставшуюся одежду. Тело у него было сильное, крепкое, покрытое, как она и ожидала, золотистыми волосками и – удивительно – веснушками.

Не находя в себе сил отвернуться или зажмуриться, Ева смотрела и смотрела, лежа на спине, с колотящимся в груди сердцем, ожидая, когда же он наконец справится с презервативом и подойдет к ней.

Когда он вошел в нее, ей пришлось согнуть ноги и упереться пятками в его ягодицы, но недостаток места с лихвой компенсировался калейдоскопом ощущений. Она вцепилась в него, чувствуя себя рядом с ним совсем маленькой, наслаждаясь его теплом и силой и успешно отгоняя прочь горькие, несущие слезы мысли.

Он тоже кончил быстро. Ева почувствовала, как Нильс напрягся, замер, пытаясь удержаться, но уже в следующий миг застонал, признавая тщетность усилий, и рухнул на простыню рядом с ней.

Потом они продолжили, но уже медленнее, совмещая секс с разговорами. Джозеф называл такой секс мантрическим. («Стоп, думать о нем нельзя».)

– Как же вышло, что ты до сих пор одинок?

– Британские девушки не очень благосклонны к ветеринарам. Слишком много познавательных передач для впечатлительных натур. Всегда думают о том, куда еще я залезал руками до того…

– Верно, – хихикнула Ева.

– А вообще-то не знаю, – уже серьезно добавил он. – Может, просто не встретил пока ту, единственную.

– А мне всегда хотелось попробовать секс с голландцем, – сказала она.

– Почему?

– Потому что вы такие терпимые, вас ничто не шокирует, ну и я думала, что смогу поднабраться кое-каких идей.