Мир перевернулся

– Нет… Я дал ему кольцо. Мне показалось, что Дипе оно понравится.

Ева нахмурилась, ожидая дальнейших объяснений.

– Это кольцо Мишель, – пробормотал он.

– О! – Она замерла на месте.

– Мы расстались. Прекратили отношения… Нет нужды выражать сочувствие, – добавил Джозеф. – Виноват только я.

В кухне повисла наполненная ожиданием тишина. У Евы перехватило дыхание. Она опять поставила чайник на стол.

– Думаю, тебе хорошо известно, как остро ощущаешь любовь к человеку, когда отношения с ним заканчиваются, – сказал Джозеф, проявляя неожиданный интерес к пятну на скатерти, которое он старательно тер пальцем. – Я не любил Мишель достаточно, чтобы на ней жениться… А то, что случилось между нами, до сих пор мне кажется чрезвычайно важным. Иногда я думаю, смогу ли когда-нибудь справиться с этим… если мне этого захочется.

Ее взгляд переместился на пол и застыл на коричневых замшевых туфлях Джозефа. Он слегка выдвинул ногу вперед, и Ева увидела носок. Теперь она поняла, что имела в виду Джен. Носки, конечно, были очень дорогие – то ли от Пола Смита, то ли нет, но очень высокого качества, – однако они были полосатые, причем один в пурпурную, а другой в бирюзовую полоску.

Она подняла глаза, стараясь прочесть мысли Джозефа. Откуда ей было знать, что он собирает все свое мужество, чтобы задать вопрос.

– Ева. – Джозеф откашлялся. – Ты никогда не задумывалась, что, может быть… То есть ради детей… нам, возможно, следовало бы…

Он посмотрел ей в глаза и замолчал в нерешительности. О чем она думает? Не совершает ли он ужасную ошибку?

Джозеф оглядел кухню в поисках какого-нибудь знака.

Пока он молчал, Ева потянулась к кружке. Что-то звякнуло, и Джозеф заметил, что она все еще носит то кольцо, которое он ей когда-то подарил. Платиновый обруч с изумрудом. Наверное, это что-то значит. Так, глубокий вдох…

– Ева, я до сих пор очень тебя люблю, – чуть слышно произнес Джозеф.

Молчание.

– Ты сознаешь, что я уже бабушка? – спросила она.

– Какая разница? – Джозеф чуть не рассмеялся.

Ева долго на него смотрела. Он со страхом ждал, что она скажет.

– Ты на самом деле думаешь, что у нас получится? Вернуться в прошлое? – Если бы он мог знать, как она этого хочет!

– Нет. Мы не можем вернуться в прошлое. – Он взял Еву за руку. – Но мы можем пойти вперед.

– Не знаю, готова ли я поверить…

– А ты начни верить. Давай попробуем.

«Кто не рискует, мам…» – вспомнила она слова Тома.

Ева посмотрела на его руку.

– Что будет с детьми? – подумала она вслух. – Я просто не переживу, если им придется еще раз страдать.

– Я очень люблю детей, Ева, – ответил он. – Не надо ссылаться на них, если у тебя есть другие причины.

Ева любовалась его лицом – таким серьезным, искренним, открытым и очень привлекательным. Как не мечтать каждое утро просыпаться рядом с ним?

– Ты все неправильно делаешь.

– Почему? – обеспокоенно спросил он.

– Начать следовало с поцелуя. Сначала заставить меня потерять бдительность, а уж потом переходить к речам.

– Ты так считаешь? – Джозеф почувствовал огромное облегчение. – Хорошо… Я могу исправиться? Еще не поздно тебя поцеловать?

– Поцеловать сейчас? Самое время.

Джозеф наклонился и чмокнул ее в кончик носа.

– Я ужасно по тебе скучал, – сказал он. – Каждый день.

– И ночь, – добавила Ева, наклоняясь, чтобы поцеловать его в губы, обнять, позволить себе вернуться в прошлое и поспешить вперед к его любви.

Вкус поцелуя и ощущения были такими же, какими она их помнила, и соответствовали самым прекрасным мечтам.

– Выйди со мной, – попросила Ева и повела его за руку в сад.

И там, под высокими пальмами, прижавшись к решетке, по которой карабкался вверх душистый горошек, они опять начали целоваться. Опять… опять… Он был бесподобен. Ева ворошила пальцами волосы, прижималась к его телу так крепко, как только могла, горя нетерпением испытать каждый нюанс незабываемых ощущений. Как она могла жить без всего этого? Жить без него?

Халат упал к ее ногам. Ева лихорадочно пыталась расстегнуть пуговицы на рубашке, одновременно целуя Джозефа в мягкую кожу шеи, имеющую солоноватый привкус, потом дернула молнию и почувствовала, как он с силой прижимает ее к себе.

И наконец, когда их тела слились, Ева осмелилась открыть глаза.

– Все хорошо, – прошептала она ему в ухо. – Все хорошо.

Ева имела в виду предпринятые им меры безопасности – никаких сюрпризов на фронте деторождения! – но это «хорошо» относилось и ко всему остальному. Ощущения были новыми – и уже испытанными, странными – и привычными. Джозеф прижался лицом к шее Евы. Родной и единственный. Ей так знакомо это прерывистое дыхание! Любовь всей ее жизни. Его руки крепко держат бедра Евы и задают ритм движения, ведущего к моменту, когда она, как фейерверк, вспыхнет под его телом. Именно так все и должно быть.

Джозеф мог слышать только, как в висках стучит кровь, поскольку он тоже подлетал к вершине, с которой вот-вот сорвется в свободное падение.

– Сейчас… сейчас… Ева… – шептал он ей в ухо.

– Да… – выдохнула она.

– Ты не представляешь себе…