Мир по дороге

– Малыш, – сказала она. – И ты, былой друг… Послушайте, что скажу. – Она улыбнулась как-то так, что у Волкодава защемило сердце, а Мыш перебежал к ней по столу, приподнялся на сгибах крыльев и начал принюхиваться. Жрица погладила его. – Да, ты всё верно понял, храбрый летун… – И повернулась к Муруге: – Тебе следует знать. Я давно уже странствую с этими двоими, которых всё время называют моими приёмными сыновьями, и, право, скучать мне они не давали… Однако ничто не длится вечно. Наши дни вместе приблизились к завершению. Завтра я оседлаю Серого и уеду.

– Матерь Луна!.. – ахнул Иригойен.

Он было вскочил, но боль в сломанной ключице живо усадила его обратно.

Волкодав смотрел исподлобья и молчал.

– Если моё слово для вас обоих что-нибудь значит, – проговорила жрица, – вы останетесь здесь и возьмёте всё то, чему этот наставник сможет вас научить. Обещаете, малыши?

– Да, – сказал Иригойен.

– Нет, – сказал Волкодав.

Не хочу я тебе ничего обещать, мать Кендарат. Ты не ешь, и руки у тебя горячие. И пахнешь ты не пчёлами и медоносными травами, а…

Снаружи поднялся какой-то шум, послышались громкие голоса.

…А пустым ульем, из которого вытряхивают затихший рой…

– Дорогу! Дорогу нашему господину! – раздался у порога знакомый голос.

В общинный чертог во главе мрачных охранников, выглядевших точно беглецы с поля проигранной битвы, стремительно ворвался Фербак.

Почтенные жители Вежи, что-то степенно обсуждавшие за пивом, вскакивали из-за столов, роняли кружки, жались к стенам.

– Дорогу нашему господину!

Волкодав невольно задумался, устроили им или нет при воротах расспрос насчёт вкушения рыбы. В это время через порог шагнул нардарский купец.

Венн едва узнал его. Куда подевался крепкий, уверенный в себе, счастливый мужчина? Он страшно осунулся, лицо стало серым, глаза светились отчаянием, почти победившим упрямство. Тем не менее он нёс на руках жену. Её голова беспомощно клонилась ему на плечо. Она была закутана в меховой плащ, виднелся лишь подол шёлкового платья, украшенный чудесной тканой вставкой, словно состоявшей из множества огненных язычков.

Купец обвёл каменный зал невидящим взглядом и судорожно прижал к себе женщину.

– Она его надела ради веры моей страны, – скрипуче выговорил он и вдруг начал валиться.

Фербак первым подхватил его и заорал:

– Лекаря сюда!.. Ради мокрой золы, есть здесь у вас лекарь?!

– Я лекарка, – поднялась мать Кендарат.

– Во имя Богини, Светильник в Ночи Зажигающей!.. Это ты, жрица, – с явным облегчением выдохнул Фербак. Ещё бы ему было не узнать Божью странницу, едва не проклявшую повара мятежного комадара. – Верни в свиток жизни их имена, жрица! Спаси нашего господина!

Где-то снаружи страшно закричал конь. Это было не ржание и подавно не визг, а именно крик. Так кричит свирепый боевой жеребец, когда его хозяин падает раненным под копыта.

И некого топтать, отмщая за седока, некого рвать оскаленными зубами…

Судя по готовности и быстроте, с которой вежане передали в большой зал несколько тюфяков, купца здесь видели не первый раз. И определённо любили. Мать Кендарат с Фербаком немедленно выгнали всех лишних, позволив остаться лишь двоим «пасынкам», чья помощь, по словам жрицы, могла ей пригодиться, и почему-то Муруге. Подсев сперва к мужчине, потом к женщине, мать Кендарат у каждого внимательно выслушала живчик, трепетавший возле запястья, понюхала дыхание… и наконец горестно покачала головой.

– А я-то гадала, что за странный враг потратил на безобидного книжника столь могущественный яд, после чего не удосужился даже ограбить его, – пробормотала она. – Похоже, тайный убийца был не совсем уверен в себе. Или прикидывал, как миновать твою бдительную охрану, добрый Фербак, и пробовал разные способы. Он смазал иглу и кольнул ничего не подозревающего прохожего. Может, ещё кому-то подложил отраву в харчевне…

Вот так жить в большом городе, мысленно плюнул Волкодав. Вот так есть кашу, приготовленную чужимируками.

А мать Кендарат продолжала:

– Это хирла, боевой яд мономатанских племён, и я не знаю от него обороны. Если он попадает в рану, человек гибнет почти сразу, как от укуса змеи ндагги, этот яд порождающей. Если его проглотить, смерть приходит на другой день. А взяв отравленный подарок, промучаешься около седмицы. И всё равно это будет очень скверная смерть.

Волкодав вдруг похолодел, невольно вспомнив чёрно-багровую слизь, пропитавшую фиолетовый кафтан. И то, как тщательно оттирала жрица левую руку, измазанную в крови. Если бешеная собака покусает здоровую…

Иригойен тоже смотрел так, словно мать Кендарат должна была рухнуть на пол прямо сейчас.

От неё не укрылись их взгляды.