Мир по дороге

– По дороге сюда, – ответила за всех троих мать Кендарат, – мы нашли уроженца Айрен-Ягун, умиравшего от того же яда, что достался тебе. Ты знаешь этот народ, государь, ведь ягунцы в родстве с матерью Среброволосых, святых заступников Саккарема. Тот человек, не успевший произнести своё имя, просил передать сородичам древний свиток, сберегаемый возле сердца. Исполни его просьбу, владыка двух держав. Привлеки к себе благословение ещё одного племени. А всё остальное, милостью справедливых Небес, у нас есть.

Выезжала я на ярмарку
Из деревни Милорадовки.
Восходило солнце яркое,
Зажигало в небе радуги.

И весёлые, ретивые —

Только топот переборами —
Мчались кони белогривые
Золотыми косогорами.

И погоды нам погодили,

И махали так сер дечно мне
У речушки Хороводинки,
У большой деревни Встречино.

И летела я, без страху-то,

С этим миром познакомиться,
И душа была распахнута,
И товаров – короб ломится!

А теперь я еду с ярмарки,

Всё путями окаянными,
Не с богатыми подарками,
А с дырявыми карманами.

Где барыш? Одно посмешище.

Кони где? Ау, родимые!
Я плетусь под горку пешая
Вдоль болота Нелюдимого.

Жёлтый лист печально кружится

Позаброшенными тропами.
Вместо тёплых окон дружеских
Огоньки горят над топями.

Не сумела обогнуть его

Та дорога многотрудная —
Гиблый хутор Бесприютино
Возле озера Остудное.

Серый дождь висит полотнами,

Машет лес ветвями голыми.
Ставни мокрые захлопнуты,
Псы хрипят за частоколами.

Вороньё о чём-то каркает

Над горючею осиною…
Что же ты, дорога с ярмарки,
Выдалась такая длинная…

5. Перекати-поле

У Волкодава было одно пустое обыкновение, от которого он не чаял избавиться. Стоило дороге привести его в новое и необычное место, как он сразу начинал прикидывать: а я захотел бы здесь жить? Выстроить дом, услышать в нём голоса детей, выходить каждый день за порог, улыбаться небесам и земле под этими небесами? Привычка была бессмысленной, потому что домашняя жизнь выглядела несбыточней полётов на симуране. Два крылатых пса однажды хоть и с трудом, но всё-таки оторвали от земли тощего каторжника.

Что же касается дома…

Да что толку даже думать об этом.

В халисунской столице Волкодава ждало последнее урочное дело. Потом…

За рекой Гарнатой, за высоким берегом, увенчанным Садами Лан, за равнинами и горами катились в серой мгле студёные волны Светыни. Они заплёскивали на песок, умывая приметную каменную россыпь. И едва маячил в тумане крепкий замок на гранитном холме…

А позади замка не было даже тумана. Там не было совсем ничего. Там щерилась острыми гранями первозданная пустота.

Когда всё начиналось, сколько я отводил себе времени, чтобы добраться туда? Самое большее год. Смешно даже вспомнить.

Сложись всё иначе, в Нардаре Волкодав, может, и сумел бы прижиться. Там хоть были леса, чтобы смотреть сквозь хвойные ветки, как плывут облака. И моховые болота, полные морошки и клюквы. И ручьи, где ловилась форель. И крутые каменные гривы, на которых устраивали привалы тучегонители-виллы…

В Халисуне всё было не так. Неправильно и нехорошо. Когда Боги обустраивали земные пределы, кто-то взял воду, предназначенную для двух больших стран, и отдал почти всю одному Саккарему. Из множества рек, бравших начало в горах, в халисунские степи сворачивала только одна – Гарната. Юго-западному углу материка, с двух сторон омытому морем, вроде полагалось бы нежиться под изобильным тёплым дождём, но вдоль почти всего побережья, загораживая дорогу влажным ветрам, стояли горные кряжи. Не очень высокие. Однако тучи напарывались на них и опорожнялись обратно в море, а оставшиеся сворачивали на восток. И уносили драгоценную влагу опять же в Саккарем и Нардар.

Срединный Халисун занимали засушливые степи. Людская жизнь льнула к берегам немногочисленных притоков Гарнаты и к большим колодцам, во множестве вырытым вскоре после утраты восточных земель (так здесь называли восстание некогда завоёванного Саккарема). Всё остальное зеленело только весной, а сейчас была глубокая осень.