Мир победившей Смерти (СИ)

К себе в палату я вернулся только к восьми вечера. Но вернулся на своих двоих, а не на каталке! Да и самочувствие заметно улучшилось, как и настроение в целом. Ядро заполнено наполовину, слабость ушла полностью, а Виктория, хм, кажется, словила когнитивный диссонанс. Хотя тут ничего удивительного нет. Подумаешь, своим существованием, такие, как я, попирают множественные незыблемые постулаты. Все внутренние органы получили качественный скачок. Увеличилась плотность костей и качество мышечных волокон. Сигналы ЦНС ускорились, пусть и не до каких-то немыслимых значений. Острота зрения, слух, обоняние — всё это тоже подошло к пиковой форме, доступной человеку. Печень так и вовсе превратилась в какой-то уникальный орган, что способен выводить из крови даже сильнейшие токсины. Что-то там связанное с качеством гепатоцитов и их количеством. Не стал во всё это вникать, так как мне это было неинтересно. Ну, была у меня утром третья стадия рака, а к вечеру она деградировала до первой, и что здесь такого? Подумаешь. Но нет, не «подумаешь». Назавтра в клинику должны были приехать ведущие онкологи страны, так что информационный бум получился знатный.

Что касаемо меня, так вернувшись к себе в палату, стал собираться на выписку. Больше здесь находиться у меня не было никакого желания. Кое-какую информацию получил и ладно. Выводы относительно онкологии, рубинов и своего организма в целом, сделал, так что можно сваливать. И так что-то подзадержался.

Но спокойно уйти не получилось. Открывшаяся дверь явила моему взору Плисецкого. Этот франт выделился и сегодня. Правда, в какую-то другую сторону. Потертые джинсы, берцы и голубая приталенная рубашка, как обычно с расстёгнутыми двумя верхними пуговицами.

— Юр, добрый вечер, — кивнул он мне, осматриваясь. — А здесь ничего. Думал, будет хуже.

— Дома один хрен лучше, — проворчал я. — И тебе не хворать.

— Что-то радости в голосе не слышу, — хмыкнул мужчина. — Не каждый день, знаешь ли, четвертая стадия рака первой становится.

— Жаль впустую потраченного времени, — сморщился я. — Сразу бы рубин закинули в рот, давно бы уже дома был.

— Ну, кто ж знал! — всплеснул он руками. — У нас по всем выжимкам стоит одно — рубины причина онкологии. А у тебя итак четвертая стадия! Ладно, ладно — третья. Не могли мы так рисковать.

— Ага, ага, — покивал я. — И такой удобный предлог, чтобы меня на больничную койку определить, да, словно, неведому зверушку поизучать.

— Ой, да не прибедняйся ты, — отмахнулся франт. — Тебя даже кишку глотать не заставляли! А всё остальное сущие мелочи.

Кажется, мой тяжелый взгляд и внезапно просевшее напряжение слегка уменьшили энтузиазм Плисецкого.

— Не люблю, когда мной играют, — произнес я, смотря в глаза тому.

— Никаких игр, Юр, — в миролюбивом жесте, поднял он руки. — Тебе в любом случае нужна была помощь. Или, что? Нам надо было тебя домой доставить? Когда у тебя сердце билось только благодаря Гору?

— Ладно, — сморщился я, понимая правоту сказанного. — Проехали.

— Не проехали, — покачал головой франт. — У меня Игнатьев был. И очень уж за тебя просил. А конкретно за обследование. И знаешь, никто не скажет, что я не умею быть благодарным. У меня будет к тебе одна просьба. Выполнишь и все заведенные не тебя дела закроются. Словно их не было. Дальнейшее сотрудничество только по обоюдной выгоде. Как тебе?

— Даже боюсь предположить, — криво усмехнулся я.

— Еще один день в клинике, — попросил он. Именно попросил. — Завтра здесь будет тесно от врачей разных квалификаций. И мне бы хотелось, чтобы ты побыл подопытной зверюшкой.

— Прости? — сказать, что я удивился, это ничего не сказать.

— Да блин, — хлопнул себя по лицу Плисецкий. — Как-то слишком агрессивно выразился. Нет, Юр, резать тебя никто не будет. И проверять насколько твоя регенерация сильна, тоже. Нас в первую очередь интересует механизм деградирования раковых опухолей. Ты представляешь, скольких это может спасти?

— А скольких озолотить, — с видом знатока, покивал я головой.

— Да чтоб тебя, Юр! — цыкнул Плисецкий. — Откуда такой скепсис к нашей работе? Результаты в любом случае не уйдут в частный сектор. Сейчас такое время, что престиж нашего государства в приоритете. Ты просто не понимаешь, какие дела творятся в большой политике!

— Да везде одно и то же, — сморщился я. — Двадцать первый век. Во главе угла всегда стоят деньги.

— Какой же ты упертый, — сморщился франт. — Да, худо нынче у молодежи с патриотизмом.