Мир, полный слез

Айзенменгера все это крайне заинтересовало, но он не успел задать следующий вопрос, так как они натолкнулись на огромную поваленную березу, перегородившую тропинку, и им пришлось обходить ее, по пояс погрузившись в крапиву и чертополох. И лишь когда они снова выбрались на тропинку, Айзенменгер вернулся к своему вопросу:

– И насколько серьезной была эта драка?

– Тогда она казалась очень серьезной. И дрались они долго. Мы с Нелл пытались их растащить, но у нас ничего не вышло.

– Дело дошло до крови?

Дотошность Айзенменгера слегка покоробила Елену.

– Не помню, – ответила она.

– И сколько они дрались?

– Не знаю. Минут пять-десять.

– А что произошло потом?

Елена нахмурилась.

– Джереми вскочил и убежал. А мы молча сложили удочки и пошли за ним.

– А что было потом? Как вы общались?

Елена не могла понять, почему он задает эти вопросы; это тревожило ее, и она начала колебаться.

– Довольно напряженно.

Айзенменгер молча кивнул. Тропинка все время шла в гору.

– А почему это тебя так интересует? – запыхавшись, спросила Елена.

– Ты же меня знаешь. Я никогда не умел справляться со своим любопытством.

Она действительнознала его и прекрасно понимала, что все не так просто, как он пытается представить.

– Дури кого-нибудь другого, Джон. О чем ты думаешь?

– Так, ничего особенного, – рассмеялся он.

Однако это не убедило Елену.

– Опять секреты! – полушутливо, полусердито воскликнула она. – Почему ты все вечно скрываешь? Неужели мы не можем доверять друг другу?

– Мне казалось, мы доверяем, поднимая руки вверх, ответил он.

– Ты, верно, шутишь! – запротестовала она, не обманываясь искренностью его тона. – Или же у тебя какие-то акульи представления о доверии.

Айзенменгера за его жизнь сравнивали с различными представителями животного мира, но это было что-то новое.

«Я не акула», – возмущенно подумал он и с горячностью заметил:

– То, что я молчу, еще не означает, что я от тебя что-то скрываю. Доверие вовсе не означает постоянной болтовни…

Он собирался продолжить, но, взглянув на Елену, решил умолкнуть. Из ее ноздрей выходил пар, словно внутри у нее что-то закипало. Она выдержала паузу, нарушить которую не посмели даже вороны, и сухо заметила:

– Я не занимаюсь болтовней!

Затем она развернулась и быстрым шагом начала удаляться. Они уже почти поднялись на вершину пологого холма.

– Елена! – окликнул ее Айзенменгер. – Я не имел в виду тебя… конкретно.

Она не ответила и даже не обернулась, и ему пришлось догонять ее.

– Елена!

Он нагнал ее на самой вершине, где она остановилась, и, лишь подойдя к ней, понял, почему она это сделала. Вдали расстилалось озеро, а у самой тропинки виднелась еще одна поваленная береза. Дерево не было старым, а потому казалось странным, что оно стало жертвой урагана. Впрочем, оно было не настолько большим, чтобы помешать им пройти.

– Елена, прости.

Но она не слушала его и пристально всматривалась в небольшое углубление, образованное рухнувшим деревом.

– Елена, я совершенно не тебя имел в виду, я просто.

Наконец он понял, что она не обращает на него никакого внимания, и тоже перевел взгляд на углубление.

Стоило ему увидеть контур предмета, полускрытого корнями, как его воображение мгновенно дорисовало всю картину.

Это был череп ребенка.

– Я начинаю подозревать, что это место является какими-то адскими вратами, – пробормотал Таннер, обращаясь к Сайму.

Они стояли в той же палатке, которая недавно скрывала от посторонних взглядов тело Альберта Блума, и наблюдали за тем, как доктор Аддисон извлекает из земли маленькие кости. Беверли, уловившая это замечание, на мгновение вскинула голову, затем вновь устремила взгляд на хрупкий скелет.

Это всего лишь кости.

Да, это были всего лишь кости, но она легко могла вообразить остальное. Когда-то это был младенец. А младенцы не должны умирать, потому что они символизируют жизнь. Ничто не заявляло о ней так громогласно, как дети.

Неужто я становлюсь сентиментальной?

Она чувствовала себя усталой и подавленной и едва удерживалась от слез. С чего бы это? Она не впервые сталкивалась с детскими трупами. А этого младенца, возможно, и вовсе не убивали.

Кого она хотела обмануть? Никто не станет закапывать тело ребенка между корнями березы без особых на то причин. А это влекло за собой следующий вопрос: зачем его нужно было прятать?

Доктор Аддисон со стоном выпрямилась.

– Три трупа за неделю, – жалобно промолвила она. – Я совершенно запустила остальную работу и ничего не успеваю сделать.

– Ужасно, – холодно ответил Сорвин, стоявший рядом с Беверли.

Алдисон не обратила на него внимания и продолжила давать указания фотографу:

– Значит, я могу сообщить вам, что ребенок был маленьким. Совсем маленьким.

– Что это значит? – осведомился Таннер.

– Что ему было всего несколько месяцев. У него еще даже не срослись кости черепа.

Однако ход ее рассуждений мало кого интересовал. Беверли рассматривала землю.

– Здесь недавно копали, – заметила она.

Таннер и Сайм подошли ближе и опустились на корточки рядом с ней.

– Возможно, – откликнулся суперинтендант.