Мир, полный слез

Именно так было с Сорвином. Он ни на чем не настаивал, по крайней мере, не слишком сильно. Она знала, что всем мужчинам присуща настойчивость в отношениях, а у нее это всегда вызывало протест. Ей не нравилось, когда ею манипулировали, подгоняли ее и заставляли делать что-то вопреки ее воле.

Сорвин делал все правильно, и хотя он тоже играл с ней, почему-то это не вызывало у нее возражений.

Он доел остатки своего блюда и откинулся на спинку кресла.

– Замечательно, – промолвил он.

– Да, – откликнулась Фетр.

– Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо.

К ним подошел официант, и Сорвин попросил у него счет, после чего снова повернулся к Фетр, которая сидела, уставившись на скатерть.

– Ну же, не грусти, – промолвил он. – Наши дела не так уж плохи.

И в его голосе прозвучало что-то, что заставило ее улыбнуться.

– Так-то лучше, – заметил Сорвин.

– Прости. Я действительно устала.

– Тогда я отвезу тебя домой, – простодушно ответил он, вовсе не намекая при этом, что чего-то от нее ожидает. И Фетр почувствовала, что благодарна ему за это. Ей понравилось заниматься с ним любовью и хотелось повторить это, но сейчас она действительно изнемогала от усталости.

У Сорвина тоже остались самые приятные воспоминания об их последней ночи, и ему не терпелось освежить их. Но он уже слишком хорошо знал Фетр и поэтому был вынужден приберечь свои плотские желания для другого случая.

Знакомство с Хьюго Хикманом произвело на Айзенменгера двойственное впечатление. С одной стороны, он был привлекателен, раскован, общителен и, судя по всему, достаточно открыт, но вместе с тем в нем было нечто такое, что вызывало у Айзенменгера неприязнь. Чувство это было неопределенным, оно то возникало, то исчезало, рождая ощущение дискомфорта. В конце концов он решил, что Хьюго просто слишком идеален и, более того, сам знает об этом. Айзенменгеру ничего не оставалось, как заподозрить, что его неприязнь к Хьюго объясняется обыкновенной завистью, а поскольку ему вовсе не хотелось быть завистником, он постарался подавить в себе это чувство.

Однако полностью избавиться от него Айзенменгеру так и не удалось.

Когда их представили друг другу, Хьюго широко улыбнулся и с должной долей скромности крепко пожал Айзенменгеру руку.

– Как я понял, вы – патологоанатом. Потрясающе интересная дисциплина. Папа всегда воспитывал во мне уважение к патологам, правда, па? Как ты говорил: «Всегда поддерживай с патологами добрые отношения, потому что именно они подчищают все твои промахи и могут как спасти тебя, так и погубить».

– Да, что-то вроде того, – снисходительно улыбнулся Тристан, предлагая Айзенменгеру шампанского.

– Думаю, вряд ли вы с Тристаном допускаете промахи.

Хьюго загадочно улыбнулся.

– По крайней мере, мы никогда не рассказываем о них патологам.

Айзенменгер не успел выразить свое удивление, как Хьюго рассмеялся и сделал большой глоток шампанского.

– Так, значит, это вы похитили нашу прекрасную Елену. Счастливчик! – Он подмигнул, сделал еще глоток и повернулся к отцу: – Неплохо. А еще такого же не найдется?

Тристан принялся открывать вторую бутылку.

– Она неплохо устроилась, – продолжил Хьюго. Было неясно, что он имеет в виду – карьеру Елены или ее выбор партнера. – Хотя мы так давно не виделись.

– Да, за это время много чего произошло.

– Да. – Хьюго понимающе взглянул на него. – Действительно.

– Насколько я понял, вы были очень близки.

– Между нами были почти родственные отношения, – с отсутствующим видом откликнулся Хьюго, наблюдая за тем, как Тристан наливает шампанское для Терезы и шерри для Элеоноры.

Джон задумался.

– Впрочем, в этом нет ничего удивительного, – промолвил он.

Айзенменгер никогда не отличался дипломатичностью.

– Прошу прощения? – повернулся к нему Хьюго.

– Я имею в виду, неудивительно, что такая крепкая детская дружба не выдержала испытания временем.

– Так сложились обстоятельства, – осторожно ответил Хьюго.

– Да?

– Джереми поступил в университет, я – в медицинскую школу, и это не способствовало поддержанию близких отношений. А потом разразился весь этот ужас. – Он покачал головой. Его тон становился все увереннее по мере продолжения речи. – Сложись жизнь иначе, мы по-прежнему были бы вместе и наслаждались обществом друг друга.

Однако Айзенменгер с присущим ему цинизмом усомнился в этом.

– Но жизнь не происходит сама по себе; обстоятельства создаются людьми, которые также вольны изменить их.

– Вы говорите об убийстве родителей Елены и самоубийстве Джереми? – Хьюго выжал из себя кислую улыбку. – Боюсь, я не столь значительное лицо, чтобы влиять на подобные события.

Однако поверить в то, что Хьюго Хикман считает себя незначительным лицом, было трудно.

В этот момент в комнату, поддерживая Элеонору, вошла Елена. Они о чем-то тихо беседовали. Айзенменгер заметил, как Хьюго внимательно проследил за Еленой, усаживающей старую леди в кресло. Затем Хьюго повернулся к Айзенменгеру, вероятно почувствовав на себе его взгляд, и повторил:

– Как я уже сказал, вам повезло.