Мир полон разведенных женщин

Мэри Лу выглядела в полнейшем здравии. И конечно же, она не была на восьмом месяце беременности. И, конечно, не смотрелась так, будто поправляется после выкидыша.

Таков он, Шеп Стоун, и его лживость. Он ее надул. А что сделал с Доминик? Клео вздохнула. Большинство людей думают только о себе. Она была на похоронах Доминик. Шеп Стоун не прислал даже цветов.

На прилавке был последний номер «Имиджа» и Клео купила два экземпляра.

– Кто боится большого злого волка, – стоял аншлаг на обложке. Серию ее статей Рассел начал интервью с Бучем.

– Если тебе нужен роскошный американский жеребец… – так начиналась статья.

Именно это ей и было нужно? Именно это она и получила?

– Эй, бэби, – подскочил Буч, – не хочешь сфотографироваться вместе со мной, а? Все эти парни спрашивают, кто эта таинственная леди, кто эта красивая девушка с длиннющими сексуальными ногами. А потом появился Дэниэль Онел, и они все стали его снимать. Ты счастливо отделалась.

– Дэниэль Онел здесь?

– Ага. Он летит тем же самолетом – пробудет в Беверли-Хиллс пару недель. Я сказал ему, чтобы он к нам заглянул. Ты ведь не возражаешь?

– Нет, совсем нет, – она повернулась посмотреть, и конечно же, там был Дэниэль, пытавшийся прорваться сквозь строй репортеров, а с ним была его датская принцесса-домохозяйка, радостно позирующая.

Клео улыбнулась. Наверное, получится так, что Лос-Анджелес будет значить для нее больше, чем она надеялась.

Внезапно Дэниэль ее увидел, какое-то мгновение он в упор на нее смотрел, и взгляд этот значил все.

– Пошли, бэби, – проворковал Буч, – нам на самолет надо успеть.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

Лос-Анджелес

Шесть месяцев спустя

Жизнь с Бучем имела свои преимущества.

Например: спокойное времяпровождение на солнышке, когда делать совершенно нечего, кроме как пытаться получить удивительный загар.

Например: никаких тяжелых разговоров. Он и его друзья легко шли по жизни, не обсуждая ничего более серьезного: чем серфинг и здоровую пищу.

Например: всей готовкой занимался сам Буч, делая это на своем испытанном гриле фирмы «Хитачи». И все покупки он сам делал. Ему НРАВИЛОСЬ, когда его узнавали в супермаркетах.

Например: секс.

Но жизнь с Бучем имела свои недостатки.

Например: думать, насколько важно, чтобы загар с внутренней стороны ляжки в точности соответствовал по тону загару на остальном теле.

Например: до смерти чуметь от скуки при общении с его безмозглыми друзьями.

Например: бесконечные отбивные и цыплята, поджаренные на гриле, и салаты. И никогда никаких пирожных или конфет в доме, поскольку Буч отказывается покупать их, считая, что они – яд.

Например: секс.

И, потом была светская жизнь Беверли-Хиллс. Маленькие вылазки временами в город, чтобы побывать на приемах, на которых, как считал Буч, его обязательно должны были видеть. В конце концов он актер – а актеры должны выставлять себя напоказ – подставлять себя под вспышки и напоминать всем, что они все еще существуют, а не пропали бесследно, словно сгоревшая кинопленка.

Клео никогда в жизни не выглядела лучше, чем сейчас. Она сама себя не узнавала. Неужели это и вправду она – это загорелое существо с отменной фигурой? Эта леди, в которой через край бьет энергия, и до отказа напичканная бифштексами, жаренными на гриле, и здоровой пищей. Эта женщина, которая терпеливо совершает прогулки по пляжу рядом с Бучем. Которая делает отжимания, упражнения для ног и занимается йогой. Эта женщина, которая со времени появления в Калифорнии не написала ни единого слова.

Тело ее было активным. Ум же дремал. А ей было без разницы. Ей нужен был этот передых в жизни. Эдакий период спячки, пока она попытается решить, что и в самом деле хочет делать.

Майк был чем-то вроде отдаленного воспоминания – разведенного отдаленного воспоминания. Уже больше не часть ее самой. И сейчас, когда он ушел навсегда, она даже и не скучала по нему. Может, она и не любила его никогда. Может, это только член его она любила – его длинный тонкий инструмент удовольствия и его твердые, плотные яйца. Когда она узнала о том, как без разбора он использует этот инструмент… ну…

Буч мужа не заменял. Он был тем, с кем можно было просто дрейфовать. Ничего основательного и обязательного. Хотя в последнее время он принялся величать ее «моей старушкой», что весьма ее раздражало. Она не принадлежала ему только по тому, что приняла решение жить с ним в его доме. Она не была ничьей старушкой.

Каждый месяц она получала от Рассела Хейса письмо о шести страницах. Сплетни об общих знакомых, некоторые смешные замечания по поводу его фигуристых подружек и всегда, в конце письма, просьба дать знать ему, когда она решит вновь заняться работой. В ответ она посылала ему открытки. Виды пляжа и несколько строк приветствия.

Приятно было сознавать, что Рассел вернулся в разряд «просто добрых друзей» и что он больше не жаждет ее тела. Она захихикала, представив, как Рассел вообще кого-нибудь жаждет, а Буч, устроившись рядом с огромным солнечным рефлектором – дабы не упустить ни единого луча мартовского солнца, – спросил: «В чем дело, бэби?»