Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке

Предупреждение Кина о том, что исследования “буксуют” на траектории колониального/постколониального, связано с дилеммой, присущей культурной антропологии и аналогичной принципу неопределенности Гейзенберга в физике. Кратко говоря, этот принцип гласит, что любое физическое измерение неизбежно приводит к возмущениям в изучаемой системе и тем самым порождает неопределенность в том, каковы были бы истинные значения, если бы система не подверглась возмущению (то есть измерению). В частности, в физике частиц этот принцип означает, что невозможно одновременно измерить точные значения как положения частицы, так и ее скорости. Чтобы оценить серьезность соответствующей проблемы в культурной антропологии, вспомним, что современные антропологические исследования в Австралии начались лишь в XX веке, а этнографические отчеты XIX века создавались до появления современной профессиональной антропологии. Впрочем, следует иметь в виду, что европейцы впервые посетили Австралию в 1616 году и лишь в 1788-м основали первое поселение, в то время как макассаны (индонезийские рыбаки) уже за много столетий до европейцев посещали Северную Австралию; кто-то из них ввез на континент собаку (динго); возможно, еще какие-то формы жизни и технологий проникли в Австралию с людьми несколько тысячелетий назад.

Таким образом, современное изучение австралийских аборигенов касается сообществ, радикально изменившихся по сравнению со свбим доевропейским и домакассанским состоянием, потому что бóльшая часть населения уже вымерла от привезенных европейцами и, возможно, макассанами заболеваний, была завоевана и попала под контроль евро-австралийского правительства, потеряла возможность традиционного использования огня для выжигания растительности, была изгнана с первоначально принадлежавших им земель ради освоения их поселенцами и частично лишена средств существования в силу влияния на местные растения и животных видов, ввезенных европейцами (кошек, лис, овец, крупного рогатого скота) и австронезийцами (динго).

Точно так же, хотя !кунг из Калахари часто рассматриваются как образцовые охотники-собиратели, подробное их изучение началось только в 1960-х годах, и те данные, которые я привожу в этой книге, касаются людей, заменивших традиционные костяные наконечники стрел железными, прекративших совершать набеги друг на друга, а в последнее время торгующих с земледельцами банту, которые в какой-то мере оказали на !кунг влияние и гораздо раньше, поскольку появились в Южной Африке почти 2,000 лет назад.

В более общем плане все исследования охотников-собирателей, проводившиеся в XX веке, касались сообществ, находившихся в реальном или потенциальном контакте с производителями продовольствия (крестьянами и/или пастухами). Однако примерно до 11,000 лет назад все человеческие сообщества были сообществами охотников-собирателей, так что охотники-собиратели могли иметь контакты только с другими охотниками-собирателями. Лишь в немногих регионах мира, таких как Австралия, Арктика и запад Северной Америки, первым европейцам (которые вовсе не были учеными) удалось столкнуться с сообществами, все еще жившими в мире охотников-собирателей. Эти факты вызвали жаркие споры о том, насколько существенны современные исследования сообществ прошлого: не слишком ли современные охотники-собиратели отличаются от таковых в прошлом, чтобы понимание их имело какое-то значение? Такой взгляд, несомненно, слишком экстремален: как говорил антрополог Мелвин Коннер, если бы сегодня было возможно взять группу представителей западного мира и забросить их, нагих и без всяких инструментов, куда-нибудь в глубину африканской саванны, через два поколения они все или погибли бы, или приобрели многие наблюдаемые черты охотников-собирателей. Как минимум следует признать, что современные традиционные народности,,— это не замороженная модель далекого прошлого.