Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке

Современные военные историки постоянно обсуждают факт, который, на их взгляд, говорит о “неэффективности” традиционных военных действий: сотни воинов могут сражаться целый день, в результате чего никто не бывает убит (или жертвами становятся всего один-два человека). Причина этого отчасти, конечно, заключается в том, что традиционные сообщества не имеют артиллерии, бомб и другого вооружения, способного убить много человек сразу. Однако есть и другие причины: непрофессионализм племенных армий и отсутствие сильного руководства. Воины не проходят совместной тренировки, которая позволила бы им наносить больший урон благодаря планированию или хотя бы координации стрельбы: лучники нанесли бы больший урон, если бы стреляли залпами, а не как попало, — противник может уклониться от отдельной стрелы, но не от целого дождя стрел. Тем не менее дани, как и большинство других племенных воинов, никогда не пытались синхронизировать свою стрельбу (исключение — инуиты северо-западной Аляски). Дисциплина и организованность воинов находится на примитивном уровне; даже если перед битвой отряды хорошо организованы, они быстро распадаются и сражение превращается в беспорядочную драку. При традиционных военных действиях вожди не могут отдавать приказы в отличие от командиров современных армий, где наказание за неподчинение — военный трибунал. Резня 1966 года, разрушившая союз Гутелу, явилась, возможно, следствием неспособности Гутелу помешать горячим головам из числа северных воинов убивать их южных союзников.

Одно из двух самых значительных различий между традиционными военными действиями и войнами, которые ведут государства, — это различие между тотальной и ограниченной войной. Мы, американцы, привыкли думать о тотальной войне как о новой концепции, предложенной генералом северян Уильямом Текумсе Шерманом во время гражданской войны в Америке (1861-1865). Войны, которые ведут государства и большие вождества, обычно имеют ограниченные цели: уничтожить армию противника и его способность сопротивляться, но стороны обычно не ставят себе целью разорить территорию противника и стараются сохранить его ресурсы и гражданское население, потому что завоеватель рассчитывает их использовать. Генерал Шерман во время своего “марша к морю” (от лежащей вдали от побережья Атланты к Атлантическому океану), продвигаясь через центральные районы Конфедерации, а потом на север через Южную Каролину, развязал откровенную тотальную войну, уничтожая все, что можно было применить в военных целях, и подрывая боевой дух южан. Он захватывал продовольствие, сжигал посевы, забивал скот, уничтожал сельскохозяйственную технику, сжигал хлопок и хлопкоочистительные машины, разрушал железные дороги, взрывал мосты, фабрики, мельницы и дома. Действия Шермана основывались на философии войны, которую он сформулировал так:

Война — это жестокость, и облагородить ее нельзя. Мы сражаемся не только с вражескими армиями, но и с враждебным народом, и должны заставить молодых и старых, богатых и бедных почувствовать тяжелую руку войны. Мы не можем изменить сердца этих южан, но можем сделать войну такой ужасной, вызвать такое отвращение к ней, что сменится несколько поколений, прежде чем они снова обратятся к войне.

Однако Шерман все же не истреблял гражданское население Юга и солдат Конфедерации, которые сдавались или попадали в плен.

Хотя действия Шермана были действительно совершенно исключительными по стандартам военной практики государств, не он изобрел тотальную войну. На самом деле это была умеренная форма того, что группы и племена практиковали на протяжении десятков тысяч лет, что подтверждается находкой останков жертв резни в немецком Тальхайме, описанной выше. Государственные армии берут пленных, потому что могут их прокормить, охранять, использовать как рабочую силу и не давать им сбежать. Традиционные “армии” не берут врага в плен, потому что ничего из перечисленного сделать не могут. Окруженные или побежденные воины не сдаются, потому что знают: их все равно убьют. Самые ранние исторические или археологические свидетельства пленения относятся ко временам городов-государств в Месопотамии примерно 5,000 лет назад; практические проблемы использования пленников решались так: их ослепляли, чтобы они не могли убежать, и приставляли к работам, которые можно было выполнять без помощи зрения, таким как прядение или вскапывание огорода. Некоторые большие, оседлые, экономически специализированные племена и вождества охотников-собирателей, такие как индейцы северо-западного побережья Тихого океана и индейцы калуса из Флориды, также могли обращать пленников в рабство и использовать их труд.