Мир позавчера

Для биолога-эволюциониста вроде меня между этими двумя различными подходами нет противоречия. На самом деле они рассматривают два разных этапа происхождения религии. Сама биологическая эволюция также проходит два этапа. Сначала мутации и рекомбинации генов порождают различия между индивидами. Затем в силу естественного и полового отборов индивиды различаются тем, как они выживают, дают потомство и передают свои гены следующему поколению. Иными словами, некоторые из этих различных индивидов выполняют жизненные функции и разрешают проблемы лучше, чем другие. Функциональная проблема (например, выживание в более холодном климате) решает не животное, понявшее, что ему нужен более густой мех, а холодный климат не стимулирует мутации, приводящие к появлению густого меха. Вместо этого механизмы молекулярной генетики создают животных как с более густым мехом, так и с менее густым, а некоторые условия жизни (в данном случае — низкая температура) делают признаки отдельных (но не всех) животных полезными. Таким образом, мутации и рекомбинации генов обеспечивают возникновение биологического разнообразия, а естественный и половой отбор просеивают исходный материал с помощью критерия функции.

По мнению психологов-эволюционистов, религия возникла сходным образом как побочный продукт особенностей человеческого мозга, развившихся по иным причинам, чем строительство пирамид или утешение опечаленных родственников. Для биолога-эволюциониста это правдоподобно и неудивительно. История эволюции полна побочных продуктов — изменений, которые изначально были отобраны ради одной функции, а при дальнейшем развитии оказались выполняющими другие функции. Например, креационисты, скептически относящиеся к реальности эволюции, обычно утверждают, что электрические угри, оглушающие свою жертву разрядом в 600 вольт, не могли произойти от обычных угрей в результате естественного отбора, потому что необходимые промежуточные формы «низковольтных» угрей не могли оглушать добычу, и способность вырабатывать электричество не приносила бы им никакой пользы. На самом деле выяснилось, что угри, вырабатывающие 600 вольт, развились благодаря изменению функции, которое, в свою очередь, было побочным продуктом функции обнаружения электрического поля и генерирования электричества у обычных рыб.

Многие рыбы имеют органы чувствительности к электрическим полям. Эти поля могут иметь физическое (например, вследствие океанских течений или смешения воды различной солености) или биологическое (результат электрической регуляции сокращения мускулов животных) происхождение. Рыбы, обладающие такими чувствительными к электричеству органами, могут использовать их в двух целях: для обнаружения добычи и для ориентирования в окружающей среде, особенно в мутной воде и в темноте, когда от глаз мало пользы. Добыча выдает себя гораздо большей электрической проводимостью, чем окружающая ее вода[16]. Такая чувствительность к электрическим полям в окружающей среде может быть названа пассивной; для нее не требуется специализированных органов, вырабатывающих электрический ток.

Однако некоторые виды рыб идут дальше и генерируют собственные низковольтные электрические поля, которые позволяют им обнаруживать объекты не только по их собственному электрическому полю, но и по изменению электрического поля, созданного самой рыбой. Органы, специализирующиеся на выработке электричества, развивались независимо по крайней мере у шести разных родов рыб. Большинство электрических органов возникло из генерирующих электричество мускульных мембран, но один вид рыб развил свои электрические органы из нервной ткани. Зоолог Ханс Лиссман получил первое убедительное доказательство такой активной электродетекции после многих безрезультатных попыток других ученых. Лиссман с помощью поощрения пищей выработал у рыбы условный рефлекс: рыба отличала электропроводящий объект от такого же внешне, но не проводящего электричество, например металлический диск (проводящий) от пластикового или стеклянного (непроводящего). Когда я работал в лаборатории Кембриджского университета неподалеку от здания, где Лиссман проводил свои исследования, друг ученого рассказал мне историю, иллюстрирующую чувствительность рыб к электрическому полю. Лиссман заметил, что рыба, содержавшаяся в его лаборатории, приходила в возбуждение примерно в одно и то же время в конце каждого рабочего дня. Через некоторое время он понял, что это связано с тем, что его лаборантка, собираясь идти домой, причесывалась, что и создавало электрическое поле, которое рыба обнаруживала.