И когда оба они, бледные и возбужденные, появились у сияющей рампы, тысячи благоуханных цветов полетели к их ногам. Восемьдесять четыре опытных капельдинера не успевали передавать ценных приношений из залы на сцену. Управление трансатлантической компании преподнесло билет на право пожизненной езды на всех пароходах общества; нефтяной трест представил свои акции на громадную сумму. Не желая отставать, другие учреждения поспешили принести свои приношения, и скоро сцена была уставлена самыми разнообразный предметами от швейных машин и до пылесосов включительно. Портсигары, бумажники и часы складывались в особую урну, но скоро и она не могла, несмотря на свои размеры, вместить всех драгоценностей. Одна велосипедная фирма прислала два лучших велосипеда, тогда другая — тандем, а третья — триплет. Каждое новое действие было новым триумфом для Изы и Вильяма. Седые профессора апплодировали, как школьники, дамы ловили мимолетный взгляд Харлея; не имея уже более что можно было-бы бросить ему на сцену, — они посылали воздушные поцелуи. Виднейшие промышленники, владевшие неисчислимыми богатствами, визжали, как продавцы вечерних газет. Автомобильная фирма Форд прислала изящнейший мотор, собранный во Бремя второго действия; различные аэрозаводы сообщили о том, что во владение Харлея передается такое количество аэропланов, что можно было бы удовлетворить нужды целой армии. Чтобы не затягивать антрактов, приношения принимались только в фойе, а на сцене читался список. Но и это оказалось столь длительным, что было объявлено о том, что точный перечень всего полученного будет опубликован в особой газете, которая выйдет к концу 4-го акта. Между вторым и третьим актом театр облетел слух, что Харлей и Ирвинг — жених и невеста, и тотчас стало известно, что союз фермеров преподнес им изящный коттедж, и что в списке подарков уже значатся обручальные кольца, коляска и дюжина патентованных детских сосков. Между третьем и четвертым действием пришло сообщение, что м-р Харлей читал газету «Новости Дня» — и тотчас весь театр коллективно подписался на 10 лет вперед на эту газету, а м-р Харлей был объявлен ее пожизненным бесплатным подписчиком. Вой и рев толпы, гуденье вентиляторов и треск переставляемых декораций производили такой адский шум, что Самуэльс велел вывесить плакат, который гласил «Если почтенная публика не успокоится в течение 10 минут, 4-е действие не пойдет». Это подействовало, и занавес мог взбиться снова.
Наконец, представление окончилось, занавес опустился в последний раз, но публика и не думала расходиться, хотя свет уже давно погасили. Репортеры устанавливали строгую очередь, чтобы проинтервьюировать м-ра Харлей; учение и художественные общества выстроились в ряд, чтобы принести адреса, представители города вырабатывали ритуал приглашения. Фотографы Извели весь имеющийся запас магния, двери кабинета директора, где скрывались Вильям и Иза, стали таким же местом паломничества и трепетного ожидания, как утром— двери театра.
В кабинет директора не пропускали никого, кроме артистов и тех, кто имел собственноручное письменное разрешение Самуэльса. В небольшой комнате было душно, шумно и весело. Иза и Вильям, радостные, возбужденные, похорошевшие, служили предметом какого-то молитвенного преклонения. Капельдинеры внесли фужеры с шампанским. Самуэльс, потный с сияющим лицом и весело прыгающими глазами, долю водворял тишину, ударяя кольцом по фужеру. Наконец, она водворилась, и он получил возможность говорить:
— Господа, внимание и еще раз — внимание.
Самуэльс отер пот, ливший по его лицу, как весенние потоки:
— Позвольте, во-первых, от лица нашей общей артистической среды поздравить м-ра Харлей и мисс Ирвинг с тем заслуженным успехом, свидетелями которого мы были сегодня, а во-вторых, — объявить, что на будущей неделе, в субботу, в городской мерии состоится бракосочетание девицы Ирвинг с м-ром Харлей.
Гром аплодисментов, веселых криков и поздравлений покрыл слова Самуэльса. В общей суматохе никто не заметил, как несколько невзрачных субъектов протолнулись в комнату. Вдруг один из них взгромоздился на стол и закричал пронзительным и высоким голосом.
— Алло, м-р Самуэльс. Деньги! Деньги!
Все замолчали.
— Да, деньги по счету за печатание плакатов. Опоздание в расплате на 32 минуты.
— И мне, — закричал второй субъект, устраиваясь рядом с товарищем.
— За расклейку афиш, за посыльных, сандвичей, кэбы, авто…
— И мне, — вопил третий.
— За безработных, за прогрессивное…
— Не орать! — перебил Самуэльс и собрал все протянутые к нему счета.
— Платите, — приказал он старшему кассиру.
— Что это значит? — спросил изумленный Харлей.
Кассир безмолвно и быстро платил.
— Что это значит?
Снова, более резко, повторил вопрос Харлей; все молчали.
— А это, — весело ответил Самуэльс, — расплата с публикой первых пяти дней, давшей нам возможность собрать полный сбор с публики сегодняшнего шестого дня!..
Взрыв хохота и аплодисментов был наградой умному антрепренеру.