— Нет, нет, Том! Ты все еще хмуришься. Скажи мне, у тебя часто бывает такое состояние? Ты выглядишь совсем больным. Сядем здесь, в тени, и поговорим.
Они уселись в тени, у подножья огромной решетчатой башни футов в шестьсот вышиной.
— У меня есть одно странное свойство, — начал Стенгэт. — Кажется, я никогда и никому не говорил о нем. Когда неминуемая опасность угрожает мне, я испытываю какое-то тяжелое предчувствие. Конечно, сейчас, в этой мирной обстановке, оно кажется мне нелепым, я не придаю ему ни малейшего значения, но должен сказать, что оно…впервые обманывает меня.
— С тобой случалось это и раньше?
— Когда я был еще мальчиком, меня охватило однажды тяжелое предчувствие. В тот день я чуть не утонул. Второй раз я испытал его, когда был грабеж в Мортон Холле; пуля задела мне грудь. На войне меня дважды охватывала безотчетная тоска перед тем, как я собирался лететь, и оба раза мне только чудом удалось избежать смертельной опасности. Предчувствие исчезает внезапно, как туман, рассеивающийся при свете солнца. Вот и сейчас я чувствую, что прихожу в себя. Взгляни на меня. Видишь — все прошло!
Она взглянула на его улыбающееся лицо. В одну минуту он превратился в веселого, жизнерадостного мальчика; молодость и счастье прогнали последнюю тень странного предчувствия.
— Слава богу! — воскликнул он — Ты помогла мне преодолеть этот глупый кошмар. Я не мог видеть твоих печальных глаз. Я уничтожу в себе эту нелепую веру в предчувствия. А теперь, дорогая, пройдемся немного У нас еще есть время до завтрака. Как много гуляющих сегодня! Хочешь, пойдем к морю и покатаемся на лодке? Или пойдем к качелям?
— А что ты думаешь о башне? — спросила она, поднимая голову — Поднимемся наверх. Сегодня такой чудный день. Я уверена, что там все твои предчувствия окончательно рассеются.
Стенгэт взглянул на часы.
— Сейчас двенадцать. Я думаю, мы успеем проделать это в час. Но, кажется, машина не работает. Что-нибудь не в порядке, проводник? — обратился он к человеку, стоящему у входа.
Тот отрицательно покачал головой и указал на группу людей, собравшуюся у башни.
— Все ожидают, сэр. Лифт работает, но нужно было проверить зубчатую передачу. Дело не затянется. С минуты на минуту я жду сигнала.
Стенгэт и Мери присоединились к остальным. Это была разношерстная компания, большей частью — жители северного округа, проводившие летние каникулы в Нортгэме. Вскоре показалась железная клетка лифта, и все перешли на деревянную платформу. Подняв голову, маленькая группа с живейшим интересом следила за каким-то человеком, спускавшимся по стальным брусьям башни. Это был очень рискованный спуск, но человек двигался с такой легкостью и быстротой, как будто сходил по обыкновенной лестнице.
— Э… да это Джим работает сегодня! — сказал проводник, глядя вверх.
— Кто он? — спросил Стенгэт.
— Джим Барнес, сэр. Лучший рабочий, когда-либо подымавшийся на леса. Можно сказать, что он живет там, наверху. Знает каждый болт, каждую заклепку, как свои пять пальцев. Молодчина этот Джим!
— Только не спорьте с ним о религии, — отозвался кто-то из присутствующих.
Проводник засмеялся.
— А… так вы его знаете! — воскликнул он — Да, лучше не спорьте с ним о религии.
— Почему? — спросил летчик.
— Он принимает дело слишком близко к сердцу. Он считается пророком в своей секте.
— Ничего нет удивительного, — подхватил один из мужчин — я слышал, что во всем их стаде едва наберется шесть верных овец, а он— один из них. Он принадлежит к числу тех фанатиков, которые считают, что врата рая открыты только для членов их секты.
— Лучше не говорить об этом при нем, в особенности когда он держит в руках молоток, — поспешно шепнул проводник — Здорово, Джим! Как дела?
Высокий сухощавый человек спустился с последних перекладин и остановился на поперечной балке, балансируя, чтобы сохранить равновесие, и поглядывая на маленькую группу, собравшуюся в лифте. Он представлял живописную фигуру в своей кожаной куртке, с клещами и прочими инструментами, болтающимися за поясом. Развитые мускулы свидетельствовали о его гигантской силе. Его лицо невольно приковывало к себе взгляд. Черные волосы, мрачные, темные глаза и ястребеный нос придавали ему зловещее выражение. Борода кольцами спускалась ему на грудь. Он стоял, придерживаясь одной рукой за балку, а другой сжимая стальной молоток.
— Все готово наверху, — сказал он. — Я поднимусь с вами, если можно. — И с этими словами он прыгнул с своей жерди на платформу лифта.
— Вы всегда следите здесь за порядком? — спросил кто-то из женщин.
— Для этого меня и наняли, мисс. С утра до ночи, а иногда и ночи напролет, я провожу наверху башни. Временами мне кажется, что я уже не человек, я похожу на птиц, кружащихся над моей головой. Я ложусь на перекладину, а они окликают меня до тех пор, пока я сам не начну отвечать этим бедным бездушным тварям.
— Тяжелая работа, — заметил летчик, любуясь ажурным абрисом башни, вырисовывающейся на фоне темно-синего неба.