Мир приключений, 1925 № 06

Как загипнотизированный машинально следил Келли за его действиями.

Роковой момент наступил.

— Вы готовы? — выжидательно взглянув на Реджинальда, с волнением в голосе спросил профессор.

Но Келли не был готов.

Постыдная слабость снова овладела им. Что бы он ни дал теперь за право отказаться от опрометчиво брошенного слова.

— Глупец, глупец! звучало в его ушах, и сердце билось, как подстреленная птица.

Старик заметил его волнение, хотя и сам был, видно, в подобном же состоянии.

— Ну, если так, то лучше бросим эту затею. Наши нервы не выдержат.

Но Келли, уязвленный скрытым намеком в голосе профессора, дрожащей рукой схватил бокал. Как ребенок, принимающий горькое лекарство, зажмурив глаза, он проглотил напиток. Жгучий комок прокатился в его горле, обжег внутренности.

Келли обессиленный, закрыв лицо руками, ожидал наступления действия ужасного состава.

Но ничего не последовало.

Радостно вспыхнул огонек надежды. Келли решился взглянуть на профессора и внезапно понял все. Старик корчился в кресле, схватившись за грудь руками, как рыба, выброшенная из воды, он хватал ртом воздух. Баррингтон по ошибке выпил сам свой препарат.

Перед глазами ошеломленного Келли страшно изменилось лицо профессора, и вся фигура таяла, уменьшалась, подобно проткнутому воздушному баллону. Сильный запах озона, как после грозы, наполнял комнату.

Келли в ужасе закрыл глаза.

Когда он снова решился бросить взгляд на кресло, в котором находился профессор, то увидел только кучу платья — все, что осталось от великого Баррингтона. Исследователь пал жертвою своего открытия. Происшедшее было невероятно, кошмарно!..

Новая мысль заставила Келли похолодеть.

Его сочтут за убийцу профессора.

Весь ужас его положения предстал перед ним, подбор неопровержимых улик выявился с поразительной ясностью. Тому, что, произошло здесь на самом дела — трудно было поверить. Свидетелей — не было. Его словам никто не поверит. Даже возможность бежать отсюда была отнята: наружные: двери были заперты и дом окружен оградой. В отчаянии юн готов был последовать примеру профессора и выпить остатки проклятого состава, но» погасла и эта надежда: — мензурка была пуста.

Охватив голову руками, совершенно разбитый, Келли упал в кресло…

…………………..

Звон колокольчика послышался где-то вдали, рос, приближался…Росло неприятное ощущение.

Келли с усилием открыл глаза… Едва подавил готовый сорваться крик. Профессор Баррингтон стоял перед ним и говорил с улыбкой:

_{Келли с усилием открыл глаза. Профессор стоял перед ним.}

— Виноват, я увлекся и упустил из виду, что для усталого человека научная лекция — снотворное средство. Завтра я дам вам рекомендательное письмо к моему другу доктору Уилькинсу. Ему нужен секретарь. Надеюсь, что это вас устроит. А сейчас Оливер проводит вас в спальню. Покойной ночи.

И В МАСЛЕНИЧНОМ УГАРЕ

Новейшее, только что вышедшее

произведение Гергарта Гауптмана.

Иллюстрации А. Рубина.

Парусный мастер Кильблок был уже год женат. У него был хорошенький домик на берегу озера, двор, сад и небольшой кусок земли. В коровнике стояла корова, на дворе копошились клохчущие куры и крякающие гуси. В хлеву стояли три свиньи, которых предполагали заколоть в этом году.

Кильблок был старше своей жены, ню это не мешало ему быть таким, же жизнерадостным, как и она. И до, и после свадьбы они оба одинаково любили вeчерники с танцами. У Кильблока была поговорка: «Тот глупец, кто в брак вступает, как в монастырь».

— У нас, Марихен, — прибавлял он обыкновенно, обнимая сильными руками кругленькую женщину, — веселая жизнь только теперь начинается.

И действительно, жизнь супругов, за исключением шести коротких недель, была сплошным праздником. Эти же шесть недель не могли вызвать больших перемен. Маленький крикун, которого они принесли, оставлялся на попечении бабушки и… гайда! — к соседям; стоило только ветру донести звуки вальса и постучаться в окна домика.

Но Кильблоки участвовали не только на всех вечеринках своей деревни. Они не забывали и окрестных деревень. Часто случалось, что бабушка не могла встать с кровати и тогда «маленькое чучело» брали с собой. Ему кое-как устраивали в танцовальном зале постельку, чаще всего на двух стульях, и завешивали от света фартуками и платками, и бедный мальчик спал в такой своеобразной постельке под оглушительный шум медных инструментов и кларнетов, под топот и визг танцующих, в воздухе, пропитанном запахом водки, пива, пыли и сигарного дыма.

Если окружающие выражали удивление, парусный мастер имел всегда готовый ответ:

— Это — сын папы и мамы Кильблок, поняли?