Голиаф обратился с несколькими словами к Микадо и старейшим государственным мужам. Это была самая обычная телеграмма, отправленная по кабелю С. Франциско капитаном «Энергона», но достаточно многозначительная, чтобы Япония моментально очистила Филиппинские Острова и отозвала из морей свои уцелевшие корабли. Скептическая Япония сразу уверовала. Она почувствовала на себе тяжелую руку Голиафа. И она кротко повиновалась, когда Голиаф приказал ей разоружить все военные суда и превратить их в полезные орудия мира. Во всех портах, на всех корабельных верфях, машиностроительных заводах в Японии десятки тысяч загорелых рабочих переливали броню морских чудовищ в миллиарды полезных предметов, как плуги (Голиаф особенна настаивал на плугах), газолиновые моторы, стропила для мостов, телеграфные и телефонные проволоки, стальные рельсы, локомотивы и весь подвижной состав железных дорог. Мир был свидетелем общественного покаяния. Каким жалким, в сравнении с ним, казалось ранее покаяние стоявшего в снегу босиком перед папой в Каноссе императора, осмелившегося восстать против духовной власти.
Следующий призыв Голиафа был обращен к десяти выдающимся ученым Соединенных Штатов. На этот раз ему повиновались без всяких колебаний. Ученые проявили забавную поспешность. Некоторые из них прибыли в С. Франциско еще за несколько недель, чтобы не пропустить назначенного отъезда. Они уехали на «Энергоне» 15 июня, и, пока они находились в море, Голиаф дал еще одно представление. Германия и Франция готовились схватить друг друга за горло. Голиаф приказал им помириться. Они не вняли приказаниям, молчаливо согласясь между собою драться на суше, как более безопасном месте для проявления их воинственных наклонностей. Голиаф назначил 19 июня сроком прекращения приготовлений к войне. Оба государства закончили мобилизацию своих армий 18 июня и бросили их на общую границу. 19 июня Голиаф нанес удар. Все генералы, военные чиновники и патриоты обоих стран умерли в этот день, и в тот же день две огромных армии, оставшиеся без руководителей, разбежались, как стадо баранов, затем перешли общую границу и побратались. Но германский верховный вождь избежал общей участи. Потом стало известно, что он спрятался в громадном сейфе, в котором хранился секретный архив его империи. Он выбрался оттуда вполне раскаявшимся военным вождем и, подобно японскому Микадо, был усажен за перековку сабельных клинков в сошники и сохи.
Но спасение германского императора многим показалось знаменательным. Ученые всего мира опять набрались храбрости и приободрились. Одно — было несомненно, что Голиаф не обладал магической силой. Законность попрежнему царила в мире. Власть Голиафа имела свои пределы, раз германский император мог спастись тем, что спрятался в несгораемом шкафу. По этому поводу в газетах появилось немало ученых исследований.
Десять ученых вернулись назад с острова Палграв 6-го июля. Сильные полицейские отряды ограждали их от репортеров. «Нет, мы не видели Голиафа», — сказали они при единственном данном ими официальном интервью — «но мы говорили с ним и много насмотрелись. Нам не было разрешено определенно сообщить обо всем, что мы видели и слышали, но можно сказать, что весь мир будет революционизирован. Голиаф обладает страшным открытием, которое ставит весь мир в зависимость от его милосердия, и было большим счастьем для мира, что Голиаф милосерден».
Десять ученых немедленно отправились в Вашингтон со специальным поездом и проводили целые дни в тайных совещаниях с людьми, стоявшими во главе правительства, между тем как страна с затаенным дыханием ожидала результатов.
Но результаты заставили долго себя ожидать. Из Вашингтона президент отдавал приказания выдающимся деятелям. Все это держалось в тайне. День за днем приезжали депутации от банкиров и всевозможных тузов, промышленных королей и верховных судей и, приехав, оставались в Вашингтоне. Медленно тянулись недели и, наконец, 25 августа приступили к изданию знаменитых сообщений. Конгресс и Сенат действовали сообща с Президентом, в то время, как Верховные Судьи санкционировали распоряжения, а денежные и промышленные тузы соглашались.