"Мир приключений" 1926г. Компиляция. Книги 1-9 (СИ)

— Заготовим только, на всякий случай, записочки, что «в смерти моей, дескать, прошу никого не винить». Садитесь… Вот перо…

Дрожащей рукой написал капитан Романов записку.

— Покажите, — потребовал Евгений, прочел ее и вернул Романову. — В порядке. Вот моя записка. Идемте.

С тревогой смотрела Лия, как оба офицера отправились за город.

Вечером, когда усталый с дороги и на этот раз оставшийся в живых «живой покойник» Евгений Нертовский расположился отдохнуть перед дорогой, так как на другой день утром из своего краткосрочного отпуска он уже собирался отбыть к себе на Кавказ, в комнату постучались.

— Кто там? — спросил он не без досады. — Войдите.

Перед ним стояла Лия… Мужской костюм еще больше подчеркивал ее блистательную красоту.

Перед ним стояла Лия…

— Лия! — только мог воскликнуть Евгений.

— Да… Я пришла… вас благодарить…

— Меня? Это я вам, вашему отцу обязан жизнью.

— Не знаю… но… я люблю вас…

_____

Иван Карлович Браун вернулся на Кавказ с красавицей женой… Душа в душу прожили супруги Браун больше пятидесяти лет… И лишь после их смерти, только сейчас, родные рассказали подлинную историю, в которой мы привели все настоящие имена, кроме одного — капитана Романова.

225

Рассказ Б. ГОЛУБИНА

Иллюстрации Н. УШИНА.

_____

I.

Миколка был ленив, свободолюбив и мечтателен.

Первая черта его характера наносила ущерб хозяйству, вторая — отражалась на боках и лицах его сверстников, о существовании же третьего свойства решительно никто не знал. А лет Миколке было 14.

II.

Началась вся эта история на ночлеге.

Ночь была зеленая и соловьиная. Казалось, земля переживала великий час материнства. Тихая, истомная, слушая тысячи голосов своих детенышей, она лежала под бледным пологом лунного неба в теплом, пахучем чаду своего расцветшего тела. Разделывая удивительные колена, щелкали соловьи в лесах, мерное капанье перепелиного боя, прерываемое сухим скрежетом коростелей, неслось с лугов и полей, смеялись русалки, аукались лешие, словом, весенний хоровод жизни кружился так же, как и сотни, и тысячи лет тому назад.

Миколка разбросал костер.

— Неча дымить ему, не зима! — сказал он, ложась на землю невдалеке от Дуняшки. К ним придвинулся Юрка Лазарев. Остальные ночлежники уже спали. Лошади разбрелись, прельщенные жирной майской травой. Сочное, смачное, спокойное чавканье по временам доносилось со стороны, и тогда в лунной мгле обрисовывался темный треугольник задумчиво уставившейся головы лошади.

— А ты бывал в чирке? — вдруг спросил Юрку Миколка, подпирая пятерней подбородок.

— Нешто не был? — дразнящим тоном бросил Юрка, приставляя к глазу руку, сложенную трубкой, и смотря через нее в небо.

— Ай, ты! — восторженно вскрикнула Дуняшка, поднимая голову с овчины. У Миколки екнуло сердце. Третий день уже, со времени приезда из города Юрки, он чувствовал, что его авторитет колеблется. Мальчики начинали отливать на сторону Юрки, и не сегодня-завтра могла разразиться революция, которая несомненно должна была окончиться низвержением Миколки с трона коновода. И так Миколка чуял это, но, как хороший борец, он пока нащупывал слабые места своего будущего противника.

— Чего ты в небо уперся? — спросила Дуняшка.

Но Юрка, молча, с досадной медлительностью, продолжал обозревать небосвод.

— Да, ну, сказывай — потянула она Юрку за рукав.

Миколка с напускным равнодушием раскачивал в воздухе ногой и смотрел в сторону.

— Про чирк-то — точно нехотя, проговорил Юрка, — а што там сказывать? Известно, кумпол, веревки длинные висят, по ним люди голые лазают, а внизку, стало быть, по плацформе, песком посыпанной, мужики, выпачканные в муке, дураками бегают… ничего, антиресно! — добавил он, немного помолчав.

— Да как же они лазают? — не выдержав своей роли, с живостью спросил Миколка.

— Што лазают! — пренебрежительно усмехнулся Юрка, — они летают, как птицы. На страшенной высоте раскачается это он на канате, да как брызнет враз, так сажен 20 по воздуху летит. Ажно свист в ушах стоит. Бытцам пуля. — Дуняшка молча всплеснула руками. Миколка занемел. Юрка, увлеченный воспоминаниями, продолжал:

— А то жеребцов штук пять на плацформу нагонят, да за ними выскочит девка такая, Мантильдой зовется, потому без юбок завсегда бегает. Ну и пойдет номер разделывать. Конюх только стоит посередке, пугой шпуляет. Жеребцы, стало быть, кругом него, как крапивой настриканные носятся, а Мантильда ручками этак раскинет, значится «здрасте» публике делает, да и учнет сигать с жеребца на жеребца. То на дыбки станет, то задом кверху перекрутится, опосля же в обруч бумажный как саданет головой, так наскрозь и проскочит. Ну, конешно, тут уж беспременно антракту сделают. Публика валом в буфет: пива попить, али покуриться. Не успеешь оправиться, а тебе пантомимию уже пущают. Да што там, — вдруг широко махнул рукой Юрка, — одно слово — город. Пролеткульт тебе какой хошь есть, а здеся — дохлое дело! И как это вы можете без киятера, без чирка, без малафестий с лозунгами жить. К тому же и вождя никакого тут нет, а вождь должен быть высокай, сильнай, смелай, чтобы народ сознательным стал.