Мир приключений, 1928 № 08

Это было все, что донеслось до моего напряженного слуха. Я почувствовал страшное утомление и пошел к себе. Моя палатка была рядом с палаткой Марион. Едва я вошел, как из-за стенки Марион спросила:

— Герберт, Грэндрейн вернулся?

В ее голосе звучали тревога и слезы. Я промолчал. Еще неожиданность: Марион плакала. Отчего? И мне захотелось внезапно вернуться из Янтарной страны назад, в песчаный простор, вырваться из кратера, где человеческие страсти бурлят от тесноты,

_____

А страсти начали действительно кипеть. Я проснулся от сознания, что кто-то стоит надо мной. Марион трясла меня за рукав.

— Вставайте скорее, несчастье!

— Что случилось?

— Астон взбунтовал негров. Они бросились грабить хранилище и хотят уехать домой.

Так вот почему Астон затеял со мной разговор!

— Где Грэндрейн?

— Не знаю. Ах, если б бежать отсюда.

Видно и ею владели те же мысли, что и мной.

— Подумайте, Герберт. Мальчик Унаа лепетал вчера вечером о подстрекательстве и бунте, а я не поверила и смеялась.

Мы вышли из палатки. Марион впилась в мою руку.

— Унаа, Унаа!

На песке лежал поваренок с расколотым черепом. А вдали, по уступам базальтов, карабкался на лошади Астон. Я крикнул изо всех сил:

— Астон, остановитесь!

Но он продолжал путь. Я погнался за ним. Достигнув скалистой гряды, он спешился и заскользил вдоль черного хребта. Вдруг он точно провалился. Задыхаясь от бега и волнения, я подбежал к месту провала и увидел черную яму. Брошенный камень тотчас же ударился о дно. Не отдавая себе отчета в своих действиях, я спрыгнул; сбоку в стена блеснул свет. Несколько шагов, — и я замер от удивления.

Слева возносилась к знойному небу отвесная скала, отрезавшая меня от цирка и Янтарной страны. А направо амфитеатром развертывался второй цирк — другая чудесная страна.

Я стар и скоро умру, но никогда не забуду этого первого впечатления. Оглушенный падением, полуослепленный, задыхающийся, я стоял у входа в этот не ведомый мир. Никогда — ни раньше, ни позже, — я не испытал той радости бытия, как в тот момент, когда мне открылся во всей полуденной красоте цирк оранжевого дворца властителя Янтарной страны.

И этот цирк был кратером потухшего вулкана, диаметром не более трех километров. Верхняя половина кратера падала отвесно каменным безжизненным кольцом, нижняя — представляла собой цветущий сад, террасами спускающийся к голубому озеру, затянувшему дао вулкана.

Здесь и там на цветущих склонах каналы обегали зеленые террасы, свергаясь водопадами с одной террасы на другую. В четырех углах квадратного озера поднимались стройные обелиски башен невиданной архитектуры, а в центре озера из воды выростал многоэтажный дворец, одетый в оранжевый янтарь.

_{Из голубого озера выростал чудесный дворец, весь одетый в оранжевый янтарь…}

Я стал опускаться с террасы на террасу к озеру. Дворец рос, захватывая меня все больше и больше своей архитектурой: странной красотой арок, высоко взлетающих воздушных мостов, многообразных балконов и красочных, многогранных колонн.

Шагов за пятьдесят до входа в башню начиналась крутая коллонада, крытая разноцветной черепицей, сквозь которую свет играл радужным дымом. По гранитным ступеням, полированным словно розовые зеркала, я поднялся на крыльцо. Над полураспахнутыми широкими дверьми в стену башни был вделан мозаичный портрет красивой женщины. Глаза невольно приковывались к нему.

Мне показалось, что я грежу. Из мозаики глядела на меня Марион. Синие глаза, тонкий нос с нервными ноздрями, иссиня черные волосы, гладко облегающие голову — черты Марион с разительным сходством были воплощены в этом древнем портрете. Пришли на память слова Грэндрейна в хранилище, когда он передавал Марион подарок, но мысль, вытесняя мозаичный образ, была уже взята в плен отделкой вестибюля.

На потолке, расцвеченном цветными янтарными плитками, причудливо пестрели фигуры, растения и письмена, а на мозаичном полу играл свет, падающий из двенадцатигранного окна на потолке.