— …и чернокнижницей, — подсказал Стрелецкий. — И это потому, что она действительно привезла с собой «колдовские» книги. Отсюда, очевидно, и худая слава Зои-Софьи… А что пишет об этих книгах ваш любимый автор, молодой человек?
Стрелецкий быстро полистал книгу:
— Вот послушайте! «…голова у Ивана Васильевича кружилась, и, хмелея, он слышал, как кругом всё чаше кричали: «Горько! Горько!» Иван Васильевич всякий раз в ответ на это по-пьяному размашисто обнимал царевну и целовал в уста, чуя, как она упирается в него излишне полной, но по-девичьи упругой грудью и целует всё горячей и горячей…» Книга четвертая, глава двенадцатая, страница двести восемьдесят седьмая.
Он отложил книгу, уже спокойно зашагал по кабинету и заговорил:
— Я не хочу отрицать того, что автор в своем романе сообщил читателю много интересных и ценных сведений. Но вот с «цареградской царевной» ему не повезло. Он рассказал нам все, что касалось ее наружности, даже «упругую грудь» не забыл, но ни словом не упомянул о больших культурных ценностях, привезенных ею в Москву; о богатейшем собрании манускриптов древнего мира, служивших украшением книгохранилища византийских царей и константинопольских патриархов до нашествия турок… Нигде ни единым словом этот автор не упоминает, как тревожилась византийская царевна о величайших ценностях древней культуры, как вызвала из Италии зодчего Аристотеля Фиоравенти, для того чтобы обнести Кремль вместо деревянных стен каменными высокими крепостными стенами, а под ним создать целый подземный город с тайниками, потайными ходами и лестницами. В одном из этих подземных тайников Зоя и захоронила свои книжные сокровища. Теперь она была спокойна: ни набеги татар, ни постоянные пожары в деревянной Москве не угрожали древним свиткам и книгам.
— Как это интересно! — воскликнула Тася. — А я ничего об этом никогда не слыхала.
— К сожалению, об этом мало кто знает, милая девушка. — добрым, отеческим тоном сказал Стрелецкий. — А те, кто знает, всегда торопятся объявить это легендой, «апокрифом». Вот, извольте…
Стрелецкий подбежал к полке и схватил пухлую книгу:
— Профессор Сергей Белокуров! Знаменитый библиофил!.. «К истории духовного просвещения в Московском государстве шестнадцатого — семнадцатого веков», тире, «Церковные или светские книги были в библиотеке московских государей шестнадцатого века». Вопросительный знак… Название косноязычное, но не в нем суть… Так вот, этот умник-профессор решил перевернуть вверх ногами всю литературу, относящуюся к библиотеке Ивана Грозного, и «доказать», что никакой библиотеки вообще не было, что Зоя-Софья ничего с собой не привезла и что все доказательства существования культурней сокровищницы русского народа- это либо «бред сумасшедших», либо «фальсификация истории»…
Тася уже с негодованием смотрела на книгу Белокурова. Ей так понравилась загадочная история библиотеки Грозного, что она готова была возненавидеть каждого, кто развенчал бы эту чудесную легенду,
Волошин же взял в руки книгу Белокурова и внимательно стал листать ее:
— Интересно!.. Надо бы почитать, Настенька.
— А я и читать ее не стану! — сердито сказала Тася.
— Правильно, Тасенька! — воскликнул Стрелецкий. — Это желчный, реакционный писака, не любивший русский народ… Вы, юноша, лучше вот это почитайте! — И он указал на какую-то старинную книгу. — Это один из сборников летописей Троице-Сергиевской лавры… — Он быстро раскрыл книгу на нужной ему странице. — Вот…
Стрелецкий отложил книгу. Его взгляд горел.
— Так гласит древняя летопись… А профессор Белокуров с кислым видом покопался в писаниях Максима Грека и объявил: «Да… действительно, переводил для великого князя какие-то книжонки, а фактической справки по вопросу о библиотеке не представил…»
Тася была возмущена до глубины души:
— Не понимаю, почему же у нас печатают такую чушь?!
Волошин пододвинул к ней книгу Белокурова и, ехидно улыбаясь, указал на год издания: «1899»…
Девушка покраснела и отвернулась.