Англичанин встал, швырнул салфетку, сказал сквозь зубы: «Черная скотина!» — и ушел, не кончив обеда. Негр, непрерывно кланяясь перед уже пустым местом и прижимая руку к груди, пятился спиной к двери.
Мне хотелось свернуть накрахмаленную салфетку в тугой жгут, догнать представителя «великой нации» и иссечь его каменное лицо, эту маску профессионального высокомерия и самоупоенной спеси. Официанта уже заменили другим. Я тоже поднялся — меня тошнило от злости.
На другой день я увидел у одного из трапов согбенную фигуру негра, несшего тяжелый мешок. Я остановил его. Он меня узнал и опустил мешок на пол. Я подал ему руку. Он растерянно на нее смотрел, потом, боязливо улыбаясь, протянул свою, но, не коснувшись моей, быстро ее отдернул, и я поздоровался с ним «насильно». Это был старик с очень усталым лицом. Сквозь дыры прожженного старого комбинезона просвечивало глянцевое его тело. Старик бегло говорил по-французски и по-английски. Я напомнил ему о вчерашнем случае и ждал его откровенного мнения о нем — по его несмелой, но доверчивой и доброй улыбке я видел, что расположил его к себе. К удивлению моему, в ответных его словах не услышал я не только жалобы, но и ни оттенка какой-нибудь обиды. Когда я попытался разъяснить ему всю возмутительную несправедливость в поведении англичанина, лицо моего собеседника застыло в выражении страха и раскаяния.
— Нет, нет, мсье, не утешайте меня, во всем виноват я. Ведь он не только белый — он англичанин! — как будто напоминая об общеизвестной и давней истине, воскликнул он.
Я ничего не мог добиться. Мы отошли в сторону и разговорились. Негр еще ребенком был продан белым; работал в одном из больших ресторанов Парижа, подавал кофе; потом долгое время служил лифтером, потом разносчиком в модном магазине и опять в ресторанах — официантом. За свою жизнь он немало побродил по свету и повидал людей. Он помнил свое далекое детство, родителей, братьев и сестер, постоянный голод, нищету, страхи, вечное ожидание всяческих напастей, вечную тоску по горсти проса из маниока. Весь жизненный опыт привел его к одному убеждению — если белый живет сытно, спокойно, богато и весело, если он свободен, хорошо вооружен против зверя и крепко защищен от непогоды своими домами и одеждой, то, значит, он умнее, сильнее, ценнее негра, живущего в постоянных лишениях.
— Неужели вы встречали только богатых среди белых?
— О нет! — ответил он. — Но и самый бедный из белых живет в тысячу раз лучше негра. Негра за малейшую провинность перед белым часто просто убивают. Нет, мы очень слабы, мы не рождены для счастья…
Закрыв глаза, он унесся в дебри каких-то странных и удивительных мечтаний.
— Мне очень хочется жить, мсье, — торопливо говорил он. — Хочется жить спокойно, сытно и счастливо, но я верующий человек и набожный католик. Я не знаю всех тонкостей религии, но уверен, что на небе люди не разделяются по цвету кожи, и слышал, что на том свете покойники могут за правильную жизнь стать ангелами и ангел имеет право снова прийти на землю. Поверьте мне, мсье, что на том свете я буду вести себя очень, очень хорошо, я буду вести себя примерно. О, я уже не уроню там ни одного соусника! — засмеялся он. — Тысячу, две тысячи, десять тысяч лет я буду добиваться своего, и когда стану ангелом, то потребую, чтобы меня снова опустили на землю, и тогда я рожусь только англичанином. Это самые сильные люди на свете и самые счастливые.
— И вы будете бить негров?
— О нет, мсье, что вы! — с горячностью ответил он.
— А разве вы видели англичанина с сердцем негра?
Он замолчал. Видимо, ему такая мысль никогда не приходила в голову, и сейчас ему не хотелось расставаться с давно выпестованной мечтой. Но выхода не было, и он печально ответил:
— Вы правы. Проклятая черная кожа!
Прочитав присланные Мартэну строки о негре-депутате, я подумал: «Если негр, познавший свои человеческие права, в отстаивании этих прав способен избить обидчика-белого, то мой старик уже не может быть представителем своих соплеменников. Он не умеет разобраться в жизни, потому что сознание его забито и устрашено всей каторжной рабовладельческо-колонизаторской системой. Нет, старик не типичен».
МСТИТЕЛЬ
Однажды, изрядно уставшие, поздним утром подходили мы к лежавшему на нашей дороге лесу, чтобы укрыться от жары, как вдруг оттуда бросился к нам какой-то негр. Он что-то кричал и размахивал копьем. Несколько моих спутников заслонили меня от него. Он остановился и закричал еще пронзительнее. В его словах я разбирал только одно: «Отойдите, я убью его, я должен убить белого!..» Подбежавшие к нему рабочие обезоружили его и держали за руки. Он яростно вырывался. Я приказал отпустить его и приблизился к нему. Он смотрел на меня с никогда не виданной мною в человеческих глазах ненавистью. Это был стройный, мускулистый юноша. Я сказал неграм, чтобы они оставили нас вдвоем. И они отошли, продолжая что-то убедительно кричать стоящему передо мной. Его грудь ходила, как после долгого бега. Он измерял меня взглядом с головы до ног, готовый вот-вот броситься на меня.