Мир приключений 1959 г. № 4

Не обошлось и без неприятностей. Пронырливые корреспонденты, узнав кое-что о характерах и склонностях членов экспедиции, сообщили об этом всему миру. И в один прекрасный день Бубырь узнал, что он избран почетным членом французского гастрономического клуба «Чрево», а Нинка получила приглашение немедленно войти в правление Брюссельского дома моделей. Она очень испугалась.

— Что я там буду делать? — приставала она ко всем.

— Откажись! — мрачно бубнил Бубырь, удрученный нахальством французских чревоугодников.

— Они же прислали бумагу с печатью! Что теперь будет? — ужасалась Нинка.

Шел день за днем, ребята уже несколько освоились на «Ломоносове», два раза говорили с самим капитаном.

Не только Павлик, но даже Бубырь, даже Нинка уже определяли флаги всех государств, чьи корабли шли в почетном эскорте. Нинка успела целый день проходить в сшитой для нее матросской форме и сбросила ее только под градом насмешек Бубыря и Павлика. Все шло хорошо, если бы не одно обстоятельство… С момента, когда вертолет опустился на экспедиционное судно «Ильич», и до настоящего времени — никто из ребят так и не видел Юру Сергеева…

Ребята чувствовали что-то крайне несправедливое в том, что им не разрешают взглянуть на Юру. Нинка даже пыталась доказать, что это ухудшает его здоровье.

— А что? — убеждала она Пашку и Бубыря. — Юра нас любит? Любит. Ему хочется нас повидать? Хочется. А желание больных надо удовлетворять, их нельзя нервировать…

Она попыталась изложить свою теорию Анне Михеевне, но Женя ее прогнала.

Нинка тотчас решила, что их главный враг — Женя.

— У нее такой характер! — объяснила она. — Ей всегда хочется быть главной. Командовать. Чтобы все ее видели…

Однажды Паверман, заблудившись на корабле, налетел на грустивших ребят. Поправив очки и взъерошив дыбом шевелюру, он подступил к Лёне, припоминая, что должен готовить из него ученого.

— Что ты делаешь? — спросил он. — Мне кажется, ты теряешь даром время.

— Нет, мы думаем, — возразил Леня. — Мы соображаем.

— Вот как? Что именно?

— Понимаете, — Леня решил, что профессор Паверман может пригодиться, — нам очень хочется повидать Юру. Мы же старые друзья! Никто из вас, даже академик Андрюхин, еще не знал Юру, а мы уже были знакомы…

— К нему, — торжественно заявил Паверман, — имеют доступ только Женя, Анна Михеевна и академик Андрюхин…

Но, наверное, профессор Паверман все же поделился с кем-нибудь этим разговором, потому что вечером, когда ребята уже укладывались спать, к ним таинственно заглянул сам Иван Дмитриевич.

Прикрыв за собой дверь каюты и засунув руки в карманы широких брюк, он принялся прохаживаться между кроватями, хитро поглядывая на ребят, замиравших от любопытства.

— Спите? — спросил он наконец.

— Ага! — радостно хихикая, хором ответили Бубырь и Нинка.

— Вот и чудесно. Животы, носы, руки-ноги в порядке?

— В порядке! — подтвердили Бубырь и Нинка.

— А может, вы бациллоносители? — подумав, спросил он страшным голосом.

— Нет, нет, нет! — завизжала просвещенная еще с детского сада Нинка.

— Очень хорошо! — сказал Андрюхин, щелкнул Бубыря по носу и ушел.

Ребята тотчас уселись на своих кроватях и вытаращили друг на друга глаза.

— Орлы, не спать! — завопил Бубырь. — Сейчас мы пойдем к Юре.

— Пойдешь ты, как же! — отпарировала Нинка, не спуская глаз с двери и всей душой веря, что Бубырь прав.

Но прошло полчаса, час… Заглянул приставленный к ним матрос и, ворча, выключил свет.

— Спать, воробьи! — хмуро сказал Пашка, демонстративно отвернувшись носом к стене.

На следующее утро их разбудили на рассвете. Женя вывела ребят на палубу, усадила в плетеные кресла, сунула по булке с маслом и велела сидеть.

— А если кто будет гнать, скажите: вам здесь приказал сидеть сам адмирал.

И ушла.

Вскоре пришли во главе с боцманом матросы и принялись натягивать леера, отгораживая именно ту часть палубы, где находились ребята.

— А ну, давай отсюда! — хмуро брякнул боцман. Проиграв Лёне партию в шахматы, он в глубине души твердо решил, что не дело ребятам быть на корабле.

— Нам сам адмирал разрешил! — заявил Бубырь.

— Я тебе покажу адмирала! — И боцман, ухватившись за плетеное кресло, поднял было его вместе с Бубырем, но откуда-то сверху начальственный голос коротко приказал:

— Отставить!

Торопясь поставить кресло, боцман чуть не уронил его.

— Продолжать работу! — изрек тот же голос.

Замкнув ребят, плотно сидевших в своих креслах, в тугую ограду лееров, матросы ушли. Зато вскоре вокруг начали накапливаться пассажиры «Ломоносова» — ученые, писатели, журналисты, официальные представители правительств. И чем дальше, тем больше. Все они собирались с двух сторон отгороженного пространства, оставляя свободной сторону, обращенную внутрь корабля. Ребята начинали чувствовать себя неловко. Было такое ощущение, что их посадили в клетку, а вокруг собираются зрители, правда с очень почтительными, даже радостными лицами, но явно ждущие чего-то.

Вдруг рядом раздались негромкие, осторожные аплодисменты. Взгляды всех присутствующих устремились в глубь корабля, к проходу, по которому между двух шеренг матросов в парадной форме медленно катилось большое кресло.