Мир приключений 1959 г. №5

Будучи убежден, что мальчика подучил печатать и дал шрифт кто-нибудь из взрослых, пристав собирался вынудить Кушелева назвать фамилию. Ему очень хотелось, чтобы этим человеком оказался Ка­мышин. Инженера он органически ненавидел, как ненавидел всех либерально настроенных интеллигентов вообще.

— Мне правду не говоришь, а плеточке скажешь! Ну? Где взял шрифт?

— Нашел, — сиплым от волнения голосом упрямо повторил Кузя.

— Врешь! Последний раз спрашиваю… Кто тебе дал эти буквы? Отвечай!

Пристав говорил медленно, на одной ноте, отчеканивая каждое слово, и было похоже, что он подкрадывается, как рысь для прыжка. Что ни слово, то осторожный мягкий шаг. Еще момент — и рысь прыгнет, вцепится…

«Эх, ружье бы сейчас!..» — с тоской подумал Вася, и, когда пристав замахнулся, он бросился вперед, закрыл собой Кузю и очутился лицом к лицу с ним.

— Не бей! Он все равно не знает. Я дал ему буквы! Я сам и сложил их!

Пристав уже отступил для удара, но, услышав признание, сразу опустил плеть.

— А ты где взял? — недоверчиво спросил он.

— В ящике.

— В каком ящике?

— Там, где типография.

— А где типография?

— Спрятана.

— Где?

— Отпусти его… Он не виноват.

— А ты откуда знаешь, где спрятана типография? — настойчиво спросил пристав.

— Отец сказал… перед смертью. Отпусти его.

Пристав бросил плеть на стол и, потирая руки, зашагал по комнате. Он не ожидал такого удивительно блестящего результата допроса и с трудом скрывал радость. «Типография здесь! Типография спрятана! И Зотов знает, где именно». Было отчего потирать руки.

Зашевелились, заулыбались городовые. Только теперь они поняли, почему нервничал и горячился начальник.

«Типография-дело серьезное! — со вздохом облегчения подумал городовой, сидевший у двери. — Напечатают прокламаций, раскидают везде, расклеют, а потом собирай. Да разве мыслимо собрать их! В такие места налепят, что ни достать, ни соскоблить».

Кандыба сидел по-прежнему мрачный. В этом деле была его заслуга. Он указал на виновников, а значит, обещанную награду можно считать в кармане. Но даже и это его не радовало. Что-то непонятное угнетало его, и не верилось, что все так просто кончится.

Обдумывая дальнейший план своих действий, пристав решил сначала расположить к себе Зотова. Он знал, что придется с ним повозиться, прежде чем тот откроет тайну.

Остановившись перед Кузей и шутливо ткнув его пальцем в нос, он сказал:

— Вот, Кушелев! Скажи ему спасибо! Угостил бы я тебя как следует! Быстро одевайся и уходи! И больше мне на глаза не попадайся. Хвалю, Зотов! Выручил товарища!

Кузя одевался нехотя. Сердце сжималось от предчувствия чего-то страшного, и до слез было жалко Васю.

11. «БЕСХРЕБЕТНЫЙ ИНТЕЛЛИГЕНТ»

В детской слабо горит ночник. Нянька опит и, когда выдыхает воздух, то забавно шлепает губами. Рита сбросила одеяло и спит на спине, закинув руки за голову, наполовину голая.

Сережа лежит с открытыми глазами и не мигая смотрит в угол, где висит большая икона в золотой ризе.

На иконе нарисована отрезанная голова мужчины с небольшой бородкой, лежащая на тарелке.

Из кабинета отца, через столовую, доносятся глухие голоса, но, как ни напрягает Сережа слух, слов разобрать не может.

Мысли мальчика снова возвращаются к найденной связочке букв, так сильно испугавшей отца. Там было всего два таинственных и непонятных слова:

«йолад

ярац».

«Что они означают? — думал Сережа. — Может быть, это не по-русски? Неужели действительно за эти слова могут повесить?» Правда, отец любит преувеличивать и всегда делает «из мухи слона», как говорит мама. Но ведь какая-то доля правды, наверно, есть. Если и не повесят, то могут арестовать, выслать в Сибирь или прогнать с работы с «волчьим паспортом».

А что такое «волчий паспорт»?

Много непонятных выражений и слов появилось в последнее время. Когда Сережа слышал такое слово, то обычно обращался к отцу, матери или няньке. Чаще всего ему отвечали: «Не твое дело» или: «Подрастешь- узнаешь», «Не суй ты нос, куда тебя не спрашивают!». Но иногда отвечали и почти всегда по-разному.

— Папа, а что такое пролетарий? — спро­сил он однажды отца.

Тот подумал и неторопливо ответил.

— «Пролетарий, пролетариат» — это латинское слово. В античном обществе так называли свободных граждан… Там были рабы, были и свободные граждане, — пояснил он и продолжал. — Так вот, свободных граждан, у которых не было средств производства, так сказать, обездоленных, называли пролетариями. В наше время пролетариями называют неимущих людей, наемных рабочих. Короче говоря, пролетарий — это человек, продающий свою рабочую силу.

Ответ отца был длинный и мало понятный, и Сережа обратился к матери.

— Пролетарий — это голь перекатная. Всякие босяки и нищие! — ответила презрительно мать.

Нянька ответила короче всех.

— Пролетел в трубу — вот и пролетарий!

В конце концов в голове у мальчика создавалось какое-то среднее, свое понятие.