— Оно означает, что ты такой дурень, какого еще никто не видывал! — объяснил полковник, всегда гордившийся своим хладнокровием.
— А-а! Ну, это-то мне и прежде говорили.
Некоторое время Луис пытался проникнуть во внутренний мир собеседника, но скоро убедился в бесплодности этого занятия. Арестант оказался на редкость глупым, и вытянуть из него что-либо было просто невозможно.
— Н-да! Догадываюсь, как вы осточертели моим следователям! — наконец сказал полковник, вытирая платком лоб.
— Так ведь не я, а они пристают ко мне с пустяками! — пожаловался арестант. — Вот когда я был гаучо[8]
у дона Густаво. Да вы его, наверное, встречали. Его любая собака знает…Сдерживая нараставший гнев, Луис строго приказал:
— Отвечайте только на вопросы. Кто ваши родители?
— Мои родители, в том числе и мамаша, скончалась при моем рождении, а возможно, немного позже. Никто достоверно не знает, а я сам был в те дни очень маленький. Я, видите ли, бедный сирота! — сообщил арестант с подкупающей простосердечностью.
— Послушайте, вы… бедный сирота! Вас арестовали за приставание к полисмену с листовкой!
— Как, и вы о том же? — изумился пленник. — Сунула мне на улице какая-то девчонка пачку листиков. Я даже обрадовался: думаю, афишки насчет цирка. В цирке мне нравится: клоуны, лошади под музыку пляшут. В дверях самый настоящий генерал стоит, весь в золоте. Строгий, — у него без билета не проскочишь.
Глаза арестанта разгорелись, но полковник вовремя остановил его и заставил вернуться к истории с прокламацией.
— Смотрел-смотрел, ничего не понял: читаю я плохо, — продолжал рассказывать Ро-берто Юррита.->А на площади полицейский; я к нему: «Прочти, добрый человек, объясни, что к чему?» Смотрю, а у него глаза на лоб, — видно, тоже неграмотный. «Отдай, — говорю, — афишку, поищу людей поумней». И стал я эти листочки прохожим совать. Только и всего. А полицейский цап меня за ворот и давай свистеть. Тут еще двое подскочили, рожи такие — карманы береги. Один меня в зубы — я его… так и пошло. Драчунов не тронули, а меня в тюрьму. В Аргентине, правда, меня тоже за решетку водили, но к утру вытолкали, даже сна не дали досмотреть.
Полковник глубоко вздохнул и опять вытер лоб. Один из следователей высказал подозрение, что вернувшийся на родину ковбой не так глуп, как притворяется. Проверка установила, что человек, по имени Роберто Юррита, действительно проживал когда-то в скотоводческих районах Аргентины и числился среди неблагонадежных.
Следователей так же смущала внешность арестанта. Большой высокий лоб, серые, словно смеющиеся, чуть прищуренные глаза делали его лицо чрезмерно интеллигентным для неграмотного ковбоя. А на допросах он казался болтливым идиотом, изводящим не относящимися к делу вопросами и бесконечными рассказами.
— Ваши политические убеждения? — как бы между прочим поинтересовался Луис.
— Чего? — искренне недоумевал Роберто Юррита.
— Ну, кому вы сочувствуете? — упростил вопрос полковник. — Католикам, анархистам… социалистам? Что нужно, по-вашему, чтобы людям жилось лучше?
— Ах, вот вы о ком! — обрадовался арестант. — Значит, тоже о бедняках подумываете? Это хорошо! Вам бы с одним моряком поговорить. В десяти словах умел все объяснить: богачей, значит, по шапке, а народ сам, без них хорошую жизнь наладит…
— Где этот чертов моряк?
— В Уругвае остался. Звал я его с собой, а он: «Нет, — говорит, — своих дел хватит, без меня добивайтесь».
— Так вот ты за каким дьяволом вернулся? Бунтовать захотелось?
— А как же! Если начнется, я от людей не отстану.
— Понятно! Твое счастье, что ты бедный сирота! — сказал полковник.
Вглядываясь в безмятежно-спокойные глаза допрашиваемого, Луис пришел к выводу: «Наследственный идиотизм. Потому и обманчив весь его вид. Вырождение!»
— Скоро ли меня отпустят, господин начальник? — спросил Юррита. — Тут все какие-то скупые, есть ничего не дают.
Полковник молча подчеркнул надпись «бессрочная каторга» на сопроводительной карточке, позвонил адъютанту и приказал:
— Уведите этого идиота, надоел.
Туман, разгоняемый утренними лучами солнца, постепенно рассеивался. Капитан уже посылал штурмана к полковнику, по приказу которого лайнер несколько отклонился от обычного курса и лег в дрейф. Луис ответил, что по прибытии катера с острова можно будет продолжать рейс. Зная, какую роль играет полковник в этих краях, капитан не рискнул больше надоедать ему. Плюнув на расписание, он сдал вахту старшему помощнику и завалился спать.
Пассажирам первого класса было безразлично, где находится пароход. Их больше интересовало местонахождение стюарда, уже разносившего по каютам виски с содовой. Все шло именно так, как и положено во время океанских путешествий.
Наварро вновь появился на палубе. Он перехватил мчавшегося с подносом стюарда и попросил:
— Голубчик Самбос! Три коктейля истребительного типа. Вон на тот столик, если джентльмены не возражают.
Джентльмены не возражали. Стюард, польщенный оригинальным обращением, довольно быстро выполнил просьбу летчика.
Краснолицый оживился.
— За успех в жизни! — провозгласил он, поднимая фужер.