Когда вынырнул — метрах в десяти-пятнадцати от берега, — вода вокруг была уже не темной, а оранжевой. Это осветилось небо.
Беспокойный луч полоснул по острову, суетливо зашарил-зашнырял между деревьями. Потом медленно пополз к Шурке.
В уши ему набралась вода, и он не слышал, стучат ли пулеметы, видел лишь этот неотвратимо приближающийся смертоносный луч.
Сделал сильный гребок, наткнулся на какой-то шест, наклонно торчавший из воды. А! Вешка!
Держась за шест, Шурка нырнул. Луч неторопливо прошел над ним, на мгновение осветил воду и расходящиеся круги.
Это повторилось несколько раз.
Прячась за голиком, верхушкой шеста, юнга не отводил взгляда от луча. Едва лишь тот приближался, как Шурка поспешно нырял.
В воде он немного приободрился, так как был отличным пловцом. Немного напоминало игру в пятнашки, а уж в пятнашки-то он играл лучше всех во дворе.
Лучи переместились к берегу. Они бесшумно прорубали туман, вырывали отдельные клочки пейзажа — одинокую сосну, излом гранитного обрыва.
Потом два луча скрестились над Шуркиной головой, — вот-вот упадут. Но, покачавшись с минуту, рывком убрались куда-то.
Юнга выполз на берег. Некоторое время лежал неподвижно, раскинув руки, смотря на светлые пятна, перебегавшие по небу, слушая, как перекликаются пулеметы. Затукал один, издалека ему ответили второй, третий. Похоже, будто собаки перебрехиваются ночью в глухом захолустье.
Паузы все длиннее, лай ленивее. Наконец, в шхерах снова стало тихо, темно…
Луны в небе не было. Не было и звезд. Дождь все моросил. Многозначительно перешептывались капли, раздвигая хвою.
Разведку можно считать законченной: людей на острове нет. Южный берег минирован. По ту сторону восточной протоки расположены батареи и прожекторная установка.
Так юнга и доложил Усову по возвращении на катер.
Он очень удивился происшедшим в его отсутствие переменам. Теперь это, собственно говоря, был уже не катер, а нечто вроде плавучей беседки.
— Здорово замаскировались! — похвалил юнга.
— А как же? — рассеянно ответил Усов. — Мы же хитрим, нам жить хочется…
Аврал заканчивался. Из трюма извлечены были брезент и мешковина. Ими искусно задрапировали рубку. С берега приволокли валежник, нарубили веток, нарезали камышу и травы. Длинные пучки ее свешивались с наружного борта.
Боцману не приходилось подгонять матросов. Работали без роздыха. Неотвратимо светлевшее небо подгоняло их.
До утра надо раствориться во вражеских шхерах, неприметной деталью вписаться в пейзаж!
Слушая доклад юнги, Усов одобрительно кивал, но, видимо, продолжал думать все о той же маскировке, потому что машинально поправил свисавшую с рубки ветку.
— Молодец! — сказал он. — Теперь подсушись, закуси. Обратно на свой пост пойдешь. Ты опять у нас впередсмотрящий. С вражеского берега и протоки глаз не спускать. Утром будет нам экзамен.
— Какой экзамен, товарищ гвардии лейтенант?
— А вот какой. Начнут сажать по нас из пушек и пулеметов, значит, все, срезались мы, маскировка не годится.
И он с беспокойством оглянулся на обрывистый гранитный берег, к которому приткнулся катер. Какого цвета здесь гранит? Серый — значит, хорошо. Брезент и мешковина подходят. Ну, а если красный — тогда нехорошо. На красном фоне катер будет резко выделяться серо-зеленым пятном. Не увидит его разве только крот.
Но юнга (как и другие матросы) ничего не знал о сомнениях своего командира. Он был бодр и весел, потому что помнил: гвардии лейтенанту всегда и все удается. Вот ведь и катер увел из-под огня, и на плаву его удержал!
Юнга ползком пересек остров и вернулся на свой пост — впередсмотрящего. Уж он-то не упустит ничего. И, если артиллеристы с береговой батареи вдруг — по каким-то своим надобностям — приготовятся переправляться через протоку, он мигом сообщит гвардии лейтенанту. Неожиданного нападения с этой стороны не будет.
Утро выдалось пасмурное. Над водой лежал туман.
Вокруг Шурки была такая тишина, что все происходящее казалось ему неправдоподобным.
Он различил вешку, за которой прятался этой ночью.
Шест торчал в тумане наклонно, как одинокая стрела.
Через несколько минут юнга посмотрел в том же направлении. Видны стали уже две стрелы, вторая — отражение первой.
Потом прорезались камыши, посреди протоки зачернел надводный камень.
Поблизости булькнуло. Что это? Весло? Рыба проснулась? Пауза. По-прежнему тихо.
Солнце появилось с запозданием. Оно было красное, как семафор, — тоже предупреждало об опасности.
Пейзаж как бы раздвигался. За медленно отваливающимися пепельно-серыми глыбами Шурка уже различал противоположный берег.
Покрывало тумана, а вместе с ним и тайны, сползало с вражеских шхер. Позолотились верхушки сосен и елей на противоположном берегу. В душном сумраке возникли поднятые к небу орудийные стволы.
Шурка торопливо завертел винтовую нарезку бинокля.
О! Не зенитки, а бревна, поставленные почти стоймя, фальшивая батарея для отвода глаз. Назначение — вводить в заблуждение советских летчиков, отвлекать внимание от настоящей батареи, которая находится поодаль.
Панорама — сложная, многоплановая.