Неторопливо мы все пошли вверх по скале, к пещере, возле которой еще догорал наш костер. Глафира достала консервы и, пока мы все рассаживались, начала было их открывать, но один из матросов вскочил, молча взял банку и очень быстро открыл ее большим карманным ножом. Фома нарезал хлеб и дал каждому из гостей по большому куску. Вынули ножи второй матрос и капитан. Неторопливо, солидно начали они есть, насаживая на кончики ножей куски консервированного мяса. Мне кажется, что они были сыты, угощение носило скорее характер официального обряда. Вот, мол, мы, советские граждане, принимаем на советской земле вас, норвежских моряков. Вот, мол, мы, норвежские моряки, с удовольствием принимаем ваше радушное угощение. Я слышал и читал иногда о дипломатических приемах. И вот, хотя и на голом черном граните, хотя без сервизов и без лакеев, но я увидел собственными глазами настоящий дипломатический прием.
— Удачный был промысел? — спросил Фома Тимофеевич.
— Благодарю вас, — кивнул головой капитан Генрих Нильсен, — трески промыслили хорошо. Этот год треска на яруса много берет. Другая беда. В Вардэ стоит низкая цена на рыбу. А как у вас цены в этом году?
— У нас, — сказал Фома Тимофеевич, — цена всегда одинаковая.
— О да, да, — кивнул головой Нильсен, — слышал, слышал. Это очень хорошо для промышленников.
— Вы, господин капитан, — сказал Фома Тимофеевич, — говорите, до революции имели промысел на мурманском берегу?
— Имел маленький промысел, — подтвердил Нильсен.
— «Курт Нильсен и сын»? — спросил Фома Тимофеевич. — Посолзавод в Иоканге, парусные боты и продажа наживки?
— Верно, — сказал Нильсен. — Только я сын, Генрих Нильсен. Мой отец, Курт Нильсен, глава фирмы, умер. Откуда вы знаете нас, господин капитан?
— Я работал у вас матросом, господин капитан, — сказал Коновалов.
— Приятно встретиться со старым товарищем. — Нильсен протянул руку, и капитаны обменялись торжественным рукопожатьем.
— Как же так? — спросил Фома Тимофеевич. — Вы, господин Нильсен, сами ходите капитаном?
— Ну, — пожал плечами Нильсен, — мы потеряли кое-что в России. Фирма пошатнулась, но выдержала. А потом война. Мои суда подрывались на минах. Когда вы освободили Норвегию, я был уже разорен. У меня остался один бот, и, как видите, я должен сам ходить на нем. Зато вы, господин Коновалов, из простого матроса стали капитаном. Вас можно поздравить! У вас счастливо сложилась жизнь.
— Спасибо, — кивнул головой Фома Тимофеевич. Потом повернулся к Глафире и сказал: — Чаю гостям, Глафира.
Чай был уже разлит по кружкам. Глафира подала кружку сперва капитану, а потом двум матросам. Все трое вежливо поклонились.
— Благодарю, — сказал капитан Нильсен и отхлебнул чай. — Что явилось причиной кораблекрушения?
— Сдал мотор, — сказал капитан Коновалов, — пришлось выбрасываться на ближайший берег.
— Горючее, значит, у вас не израсходовано? — спросил капитан Нильсен.
— Сколько у нас горючего, Жгутов? — спросил капитан Коновалов.
— Литров триста, — сказал Жгутов.
— О-о! — кивнул головой норвежский капитан. — Триста литров — это много. Имея триста литров, можно дойти до Вардэ.
— Имея триста литров, — согласился Фома Тимофеевич, — можно.
Норвежцы неторопливо прихлебывали чай. Фома, Валька и я с интересом смотрели на гостей. Что-то в них было особенное, резко отличное от всех тех людей, которых мы до сих пор встречали. Я, например, первый раз в жизни видел иностранцев. И удивлялся тому, насколько они другие. Капитан Нильсен посмотрел на нас и ласково, отечески усмехнулся.
— Какие славные дети! — сказал он ласково. — В таком возрасте они уже пережили шторм и кораблекрушение. Из них вырастут настоящие моряки. — Улыбнувшись, он кивнул нам и потом спросил Фому Тимофеевича каким-то особенным, другим тоном: — Вы ждете помощи, капитан?
— Думаем, что про нас не забыли, — кивнул головой Фома Тимофеевич.
— Да. — согласился капитан Нильсен, — у вас хорошо помогают друг другу. Наверное, за вами скоро придут?
— Думаю, не сегодня, так завтра, — сказал Фома Тимофеевич.
— Это замечательно! — кивнул головой Нильсен. — Это очень удобно для промышленника. — И он не торопясь допил свою кружку чаю.
Будто стараясь во всем подражать своему начальнику, одновременно допили чай и матросы. Они поставили кружки на камень, все трое вынули из кармана платки и неторопливо вытерли губы.
— Господин капитан, — сказал Нильсен, — выручите товарища по несчастью, отдайте нам ваше горючее.
— Глаша, — сказал Фома Тимофеевич, — налей гостям еще чаю.
Глафира подошла с чайником и налила чай сперва Генриху Нильсену, а потом двум матросам.
— Может быть, открыть еще консервов? — спросил капитан.
— Спасибо, мы сыты, — сказал Нильсен и, помолчав, спросил: — Так как, господин капитан?
Фома Тимофеевич помолчал, пожевал в раздумье губами и потом сказал:
— Я вам предложу другой выход.
— Какой же может быть другой выход? — удивился Нильсен.
— Вы берете на борт нас шестерых, — сказал Фома Тимофеевич, — заливаете бак нашим горючим, заходите в ближайший советский порт и идете к себе в Вардэ. И вам хорошо, и нам хорошо.