Мир Приключений 1963 г. №9

И еще он увидел себя, пожилого доброго человека, для которого весь мир сузился в библиотеку любимых книг, в высокую кафедру, с которой он читал свои лекции. Еще недавно он мог бы сказать, что люди добры и стремятся к знаниям, а самое большое добро на земле — это помогать людям в их стремлениях. И ничто не могло разуверить его в этом. Но секунда подвела итог. Она вобрала в себя ночные далекие зарева, очереди за хлебом, заклеенные крест-накрест окна. Все, что он читал раньше в газетах, представилось ему сейчас и придвинулось близко и ощутимо. Те, кто пришли сюда, чтобы убить его, вчера сжигали книги и устраивали облаву на людей, которые виноваты лишь в том, что у них иная форма носа. Это они изгнали из страны Эйнштейна… Теперь они здесь. И человек, для которого до сегодняшнего дня ничего не существовало, кроме науки, вдруг ощутил детскую обиду. Он страстно позавидовал молодым бритоголовым парням, которые, сдвинув на бровь выжженные солнцем пилотки, прошли недавно мимо него. Уже тогда, когда в воздухе остались лишь тонкая, как пудра, пыль и отзвук песни “…вставай на смертный бой…”, он впервые пожалел о своей старости. Теперь же он ясно понял, что идет такая борьба, перед которой все отходит на задний план. Забудь это все и сражайся! Остальное потом. Когда — потом? Когда ты уничтожишь тех, кто посягнул на твою землю, на твою науку, на все то, что отличает человечество от муравьиной кучи.

Никогда профессор не думал о том, что вырванная им у природы тайна могла бы стать могучим орудием войны. Но сегодня он горячо пожалел, что ежедневно отрывал от своей работы шесть часов на сон. Если помножить эти часы на дни и годы, то уже давно он смог бы закончить ее. И тогда в руках его страны оказалась бы сила, способная мгновенно швырнуть любые орды фашистов в бездну небытия.

И еще увидел профессор синее высокое небо. Ласковое небо, которое заслоняет от людей звезды и далекие галактики. И это хорошо, что оно заслоняет их. Нельзя вечно думать о том, что лежит за гранью постигаемого. Людям нужно и просто так, бездумно, смотреть на медленно плывущие облака, лежа в густой и высокой траве, где стрекочут кузнечики. Людям нужны красота, смех и беззаботность. Отдых тоже нужен людям. Глубокий отдых после тяжелой работы. Такой отдых придет, когда они окончательно очистят мир от скверны, отстоят свое право на смех и на синее небо. Вот сейчас он уйдет из жизни. Кажется, какое дело ему до того, что будет через момент? Но уйти с сознанием, что вот эта грязно-зеленая саранча надолго обосновалась на земле, значит, уйти, сдерживая готовое разорваться от боли сердце. Самое важное для него сейчас это поверить в великую власть справедливости, которая неизбежно восторжествует.

Не раз мрачные изуверы заставляли человечество блуждать впотьмах, не раз слабые духом шептали, что это навечно, но всегда приходило завтра. И профессор на какую-то долю секунды увидел алый солнечный луч.

И в тот момент, когда первый приклад обрушился на дверь, ведущую в лабораторию, за профессором захлопнулась другая дверь, ведущая в антимир. Дверь дираковской кабины.

Когда немцы ворвались в лабораторию, она была пуста. Только гудели трансформаторы и вспыхивали электронные лампы. Да в огромной круглой камере светился иллюминатор. Офицер велел тщательно обыскать всю комнату. Один из немцев, заглянув в светящийся иллюминатор, увидел запрокинутое лицо с впалыми щеками. В лаборатории начался переполох. Приклады застучали по гудящему металлу огромной сухопутной батисферы, по неподдающемуся прозрачному материалу иллюминатора.

Офицер в эсэсовском мундире вырвал у одного из солдат автомат и дал очередь по иллюминатору. Брызнули отколотые чешуйки стекла, по комнате затарахтели пули.

Тогда эсэсовец стал бить прицельно в одно и то же место, с каждой пулей выбивая осколки слоистого стекла. Когда опустел магазин, он знаком потребовал другой автомат и продолжал стрелять. Наконец стекло не выдержало и лопнуло. Почти абсолютный вакуум всосал в себя весь воздух. Окна в лаборатории лопнули. Раздался взрыв. Но это не был взрыв тротила или пороха, это был взрыв изменившейся кривизны пространства — взрыв гравитации.

Все, что находилось в лаборатории, было искалечено и искажено. Застыв в неестественных позах, повсюду валялись трупы в немецких мундирах. Батисфера же была пуста. Лишь внутри нее вспыхивали и угасали зеленые звезды аннигиляции. Немцы опоздали. Профессор уже был там, где его не могла коснуться ничья рука нашего мира.

СТРАНИЧКА ИЗ ДНЕВНИКА ЮРЫ