Я вынул папку, раскрыл. Вот пространное описание премированных на конкурсе скрипок “Анны” и “Жаворонка”, сорта пошедших на деки клена и ели, таблицы толщинок, замечания о головке, грифе, пружине, составах грунта и лака, а также мельчайшие подробности о качестве звука и тембра. А на новой странице сверху стояло: “Скрипка “Родина”. Было описание ее двух вариантов, в котором с большим знанием указывались не только сорта дерева, но и размеры всех частей, кроме нижней деки. Откуда с такой точностью об этом узнал Савватеев? Далее: о грунте говорилось, что он будет изготовлен из таких-то соединенных с пчелиным воском смол. Но это же был открытый Михаилом Золотницким рецепт! Значит, скрипач показывал архитектору свою статью, а может быть, просил повлиять на отца? О лаке и о струнах “Родины” не упоминалось вовсе. Но дальше, дальше! На отдельных страницах были наклеены снимки с табличек обеих дек двух вариантов “Родины”. Я перелистнул еще одну страницу и увидел фотографию табличек третьего варианта скрипки со всеми цифрами. А сию минуту Савватеев говорил, что мастер ему их никогда не показывал! Как же он мог их сфотографировать? Ведь они лежали в закрытом несгораемом шкафу!
Если бы читатели видели, с каким ошалелым видом я смотрел на эту фотографию, они могли бы убедиться в правильности поговорки: “Уставился, как баран на новые ворота”. Впрочем, через минуту я закрыл папку, поставил ее на место и загородил книгой Богателла. Я взял изданный в Лондоне томик Джорджа Харста, который резко критикует скрипичных мастеров…
— Тысячу извинений! — воскликнул Георгий Георгиевич, появляясь в дверях. — Вот не было печали! Заказали срочную статью!
Я знал, что такое срочная статья, поставил Харста на полку, слез с лестницы, сложил ее и отнес на прежнее место.
Я вышел в переднюю, надел шапку, как вдруг услыхал пение и чириканье птиц. Савватеев повел меня по коридору и раскрыл вторую дверь слева. Он включил электричество, и я увидел клетку, где сидели чиж и канарейка, а в другой, побольше, — несколько птенчиков. Пел лимонного цвета кенарь, а его пернатые потомки дружно щебетали. Полюбовавшись на эти живые одуванчики, я погасил свет и пошел одеваться. Георгий Георгиевич объяснил, что канарейками занимается сын-студент, а научил его их домашний врач Лев Натанович Галкин.
— Он работал в нашей поликлинике, — сказал я, — но я у него не лечился.
— А теперь — подымай выше! Клиника профессора Кокорева. Говорят, Галкин — его правая рука.
…На обратном пути от коллекционера я вспомнил, что скрипичный мастер отправился за советом не к кому иному, как к архитектору, а с ним в редакцию — к Вере Ивановне. Значит, старый Золотницкий беспредельно доверял коллекционеру.
Но я тут же возразил себе, вспомнив, как часто жертва сама шла в объятия к тому, кто совершит или тайком уже совершил против нее преступление. Я убеждал себя в том, что архитектор — серьезный, рассудительный человек — не пойдет на скверное дело. И опять возражал себе: Савватеев — коллекционер, а такой одержимый страстью человек способен на все!
Многим был известен старичок — коллекционер старинных гравюр И.С. Но мало кто осведомлен, что однажды, находясь в читальном зале краевой библиотеки, он, улучив момент, лезвием безопасной бритвы вырезал из уникальной книги гравированный на меди портрет “Кавалерист-девицы, улана Литовского полка Надежды Андреевны Дуровой”. Только глубокая старость, уважение к его исследовательским трудам спасли коллекционера от суда.
Наконец, Савватеев не жена Цезаря, которая должна быть выше подозрений!
Утром, после встречи Нового года, я проснулся поздно, отдернул занавеску и увидел на стеклах следы бушевавшей ночью вьюги. Она так залепила окно снежными звездочками, что они казались нарисованными. Солнце выплывало на горизонте, окрашивая их в алые тона.
Я позвонил по телефону Золотницким. Трубку взяла Люба, и, когда я услыхал ее нежный голос, светлое чувство охватило меня. Словно я очутился в июльском сосновом лесу: чувствовал запах хвои, смолы, грибов, слышал тихий-тихий звон синестеклянных колокольчиков…
Черт знает что! Мне только не хватало влюбиться в жену скрипача!
Люба сказала, что Андрей Яковлевич ночью не спал и только сейчас, приняв прописанную врачом микстуру, задремал. Она просила меня зайти к четырем часам, когда будет доктор…