Мир приключений 1969 г.

В этот день были забыты все снабженческие дела. Мы плавали и записывали результаты. К двум часам дня нам принадлежали почти все олимпийские и мировые рекорды. Даже в заплыве на восемьсот метров я могла рассчитывать на серебряную медаль, а Настя — на бронзовую. У нас кончилась мазь, иначе и здесь мы вытянули бы на золотую.

Потом я, уставшая и счастливая, лежала на огненном, обжигающем песке и смотрела, как дед и Настя сооружают праздничный обед. Чуть-чуть кружилась голова, и, когда я закрывала глаза, земной шар начинал плавно раскачиваться.

— Сейчас бы холодного лимонада, — вздыхает дед. — Вы, девки, лишнюю калорию боитесь проглотить, фигуры бережете. А мне лично никакая калория не страшна. Мой организм устойчивость имеет против этих калорий.

Гроза Восьми Морей лукавит, я его насквозь вижу. Он хочет, чтобы Настя пошла к гидрологам за пивом.

— Не хитри, дед, — говорю я. — Пиво будет вечером. Сейчас нужно сохранить ясность мышления. Тут такая проблема: как назвать открытие, чтобы коротко было и звучно. Придумай.

— Мне бы твои заботы, — ворчит дед. Он явно польщен. — Назови так: «Стремительное метеорное плавание имени Анастасии Сарычевой».

Что ж, это не лишено смысла. Эффект Анастасии Сарычевой. АС-эффект. Как качается земной шар! Разрушенные агрегаты очень быстро восстанавливаются, иначе вода бы за мной вскипала без всякого расхода энергии. Да, конечно, разрушение и восстановление агрегатов идет лишь в тонком слое. Ну и что? Это нисколько не помешает использовать АС-эффект (все-таки звучит: АС-эффект!) на скоростных кораблях.

— Слушай, Настя, сегодня же дадим телеграмму Гейму. И бородатому Вове.

— Нет, Гейму лучше позвонить. Он сейчас в Таганроге. А с Вовой подождем несколько дней. Мне еще не все ясно.

Настя рассказывает деду про Гейма и про артиллерийский салют из двух пушек. Нет, две пушки мало! Если у Гейма есть совесть, он устроит салют из всех пяти пушек. АС-эффект годится не только для кораблей. Вода — кровь нашей цивилизации. Она везде — в трубопроводах, гидросистемах, турбинах...

— Насчет пушек, конечно, здорово закручено, — говорит дед, — но я вам так скажу: нечего шуметь, это дело надо держать в строгом секрете. Между прочим, на эсперанто «секрет» означает «тайна». Ясно? Чтобы ни-ни. Полный секрет. А вы прославитесь рекордами. Вас, может, по всему миру будут возить. На всякие там спартакиады и олимпиады. Портреты будут в журналах. И я с вами покатаюсь, посмотрю мир...

— А что, Кира, давай так и сделаем? — смеется Настя. — Григорий Семенович выдал гигантскую идею. Даже юридически нельзя придраться: условия соревнований не запрещают применять мазь. Представляешь, что будет? Ты сразу получишь прекрасную трехкомнатную квартиру. Как чемпионка мира...

Они еще долго веселятся, наперебой обсуждая феерические перспективы нашей спортивной карьеры. Я слышу лишь обрывки фраз, меня лихорадит от сумасшедшей мысли: а если применить АС-эффект в нашей кровеносной системе?

— До ни коменцу, — объявляет наконец Гроза Восьми Морей. — Хватит трепаться, приступаем к обеду. Эх, по такому случаю и без этого, без ботело да пиво. Пропадешь с вами!.. Смой песок, говорю, и чтоб сразу обедать. Живо!

Да, надо спешить. Я потеряла массу времени, ожидая, пока опыт с Настей даст надежные результаты. Зато теперь можно уверенно идти вперед.

Уверенно?

Новый опыт — новая пропасть. И какая!

Пусть. Я отыщу снежный мост, обязательно отыщу и не побоюсь вступить на него.

Жди меня, снежный мост!

Юлий Файбышенко ДЕЛО ЧАСОВЩИКА

Осенью двадцатого года следователь Суховского угрозыска Сашка Клешков сидел за своим столом в комнате двухэтажного особняка, где размещался уездный отдел милиции, и разговаривал с новичком в их отделе — Владимиром Гуляевым. В открытую форточку сильно дуло, и бумаги на столах, предусмотрительно придавленные папками и пресс-папье, шевелились.

Сашке было семнадцать лет, он был высок, худ, узколиц, и глаза его из-под темных густых бровей глядели на собеседника с недоверием и застенчивостью.

— На Краскова я ходил два раза, — говорил Сашка, — и оба раза он от нас срывался. Знаешь, где накрывали его? — засмеялся он.

Гуляев улыбнулся, заранее непонимающе подняв брови.

— Ты в Графском не был?

— Я тут нигде не был, — сказал Гуляев.

Гуляев был высок, строен, крепок, светлые волнистые волосы были расчесаны на английский пробор, серый пиджак хорошо сидел на его торсе, а серые брюки-галифе под коленями были схвачены коричневыми крагами.

— Вот, — сказал Клешков, окидывая его костюм взглядом, который трудно было назвать приветливым. — Там мы его оба раза накрывали, в совхозе. Есть там совхоз, еще с восемнадцатого года. Граф разводил племенных лошадей. Ну, лошадей и обобществили. Когда немцы приходили, потом Деникин был, лошадей этих Рыбаков уводил, Рыбаков — управляющий. Не слыхал? Голова! Таких, если хочешь знать, по всему свету поискать. Ему любая лошадь ногу подает — веришь? — как собака.

— Чего же там Красков искал? — спросил усмехающийся Гуляев.

— А ты у него спроси, — ответил Клешков и повернулся к новому сослуживцу спиной.