Они подошли вплотную. Гуляев протянул руку и ощупал травянистые склоны.
— Плющ, — сказал он, — под ним дерево.
Фадейчев пошел в сторону, ощупывая бока сооружения.
— Это беседка, — догадался Гуляев, — надо искать дверь.
— Сюда, — вполголоса позвал Мишка.
Они подошли и нырнули вслед за ним в черное отверстие входа. Мелодический странный звук ответил их шагам. Мишка шарахнулся в сторону, но звук подхватил его шаги и запел в той же тональности.
— Мрамор, — определил Гуляев, наклоняясь и ощупывая пол. — Мраморные плиты.
Фадейчев зашевелился в углу, потом звонко зацокал чем-то каменным, вспыхнула искра и медленно затлел трут.
Гуляев подошел и зажег от еле тлеющего пламени клочок газеты. Внутренность просторной беседки осветилась. В одном углу что-то лежало. Клешков подошел, поднял: это была широкая черная шляпа с загнутыми полями.
— Женская, — сказал он.
— Та-ак, — сказал Гуляев. — Вот в чем было дело. Он нас отвлекал, а какая-то женщина в это время сбежала.
— Отчего пол так гудит? — спросил Клешков.
— Черт его знает, — ответил Гуляев, продолжая размышлять.
— Не, ты смотри, звук! — крикнул Мишка, прыгая с плиты на плиту. — Как в церкви.
Пол глухо и мелодично гудел от каждого прыжка.
— Ты гляди! — восхищался Мишка, и вся беседка наполнилась гулом, а Мишка, точно сойдя с ума, все прыгал и прыгал с плиты на плиту, как дети, играющие в классы. — Ау! — вопил Мишка и прыгал, и пол откликался: «Ау!»
Вдруг тяжелый скрип приковал всех к месту. Тяжелая пыльная плита начала медленно подниматься.
— Что это? — спросил Мишка.
— Еще раз! — закричал, бросаясь к нему, Гуляев. — Еще прыгни на ту же плиту!
Они оба прыгнули одновременно. Плита поднялась и стала торчком. Под ней виднелись винтом уходящие вниз каменные ступени. Все трое стояли над отверстием и молча смотрели в его глухое черное нутро.
— Я — первый, — вдруг решил Мишка.
Он надвинул кубанку и полез вниз. Голова его исчезла в темноте и вновь вынырнула.
— Огня дай! — Он взял у нагнувшегося Гуляева кусок горящей газеты и опять исчез, оставив лишь отблески на стенах входа, которые постепенно гасли.
— Конец, — дошел его голос. — Теперь вы.
Клешков, за ним Гуляев спустились по скользкой каменной лестнице, оскользаясь и хватаясь за слизистые камни свода. Внизу была темень.
— Счас! — сказал Мишкин голос, и опять послышались удары кремня о кресало.
Опять затлел трут. В скудном его свете виден был черный, уходящий вдаль ход, перегороженный какими-то округлыми предметами. Густо и пряно пахло вином.
— Бочки, — догадался Гуляев.
— Эге! — ответил веселый Мишкин дискант, и слышно стало, как потекла струя.
— У них тут кранты везде — техника! — восторженно сказал Мишкин голос.
Они подошли.
Клешков тоже нащупал мокрую скользкую медь крана, отвернул и подставил рот; тотчас же ударила густая, терпкая струя вина. Клешков захлебнулся, закашлялся, отвел лицо в сторону. Мишка возился уже где-то за бочками. Вдруг вспыхнул яркий огонь.
Гуляев и Клешков с пистолетами в руках боком пролезли между бочками и стеной. Мишка размахивал какой-то ярко горящей палкой.
— Глянь, какая штуковина, — сказал он, — пакля в керосине. Вот еще есть.
Он толкнул ногой что-то на полу, и Гуляев подхватил подкатившийся факел.
— Неплохо кто-то устраивался, — сказал он и, подойдя к Мишке, зажег свой факел от его.
Теперь видно было, как узок ход, как блестит камень на повороте и как лучатся слизью его углы.
— Пошли, — негромко сказал Мишка; его лихость вдруг пропала, и он пошел вперед к повороту.
Гуляев и Клешков, держа наготове пистолеты, пошли за ним. Шаги их глухо чавкали в грязи.
Ход шел далеко вперед, но Мишка вдруг остановился, они подошли и остановились тоже.
Шагах в семи стоял стол, на нем бутылка вина и ломоть хлеба, а позади стола на каких-то тюках ворочалось и глухо стонало что-то живое.
Мишка шагнул вперед, обошел стол, и они увидели на куче тряпья мечущуюся в беспамятстве женщину и услышали ее хриплый и неразборчивый шепот.
Все трое подошли и стали вокруг. Седые волосы метались над молодым лицом. Платье на груди было расстегнуто, и видны были пропеченные кровью бинты.
Женщина застонала.
Гуляев воткнул факел между досками рассевшегося стола, взял бутылку с вином и подошел к женщине. Бегущий свет факела ударил ей в лицо, она открыла глаза и отпрянула от наклонившегося к ней Гуляева.
— Викентий! — вскрикнула она. — Викентий! — Огромные, расширенные ее глаза смотрели на незнакомцев.
— Спокойно, — сказал Гуляев, протягивая ей бутылку. — Глотните. Будет легче.
— Вы из отряда? — вдруг схватила его за руку женщина. — Он прислал вас?
— Он, — сказал Гуляев. — Выпейте.
Она жадно прильнула ртом к бутылке, которую наклонял к ней Гуляев.
— Красных выбили? — задыхаясь, оторвалась она наконец. — Викентий жив? Выскочил, как мальчик, я его удерживала. Я уверена была, они не найдут ход. А он все-таки выскочил, чтобы отвлечь... Он жив или нет? — Она исступленно уставилась на них.
— Чего ему сделается! — сказал, подходя, Мишка. — Жив-здоров.
Женщина вскрикнула и упала на спину. Глаза ее неотрывно глядели на Мишкину папаху, где красноречиво и победно алел красный лоскут.