— Это, наверное, Зейц, — шепнула Эрика и выбежала в переднюю.
Оберштурмфюрер сухо поздоровался с летчиками и сел за стол.
— Какой ты стал важный, Вальтер! — толкнул его локтем Вайдеман.
— Дел много... — односложно ответил Зейц. — А вы на фронт? Прощальный ужин?
— Как видишь...
Зейц поднял рюмку:
— Не дай бог попасть вам в плен.
— А мы не собираемся попадать в плен к русским, — засмеялся Пихт и снова обнял Эрику. — Надеюсь, невеста меня подождет?
Эрика покраснела и опустила голову.
— Как здоровье Коссовски? — вдруг серьезно спросил Пихт и в упор посмотрел на Зейца.
Тот нервно сжал рюмку:
— Поправляется, кажется. Я дважды навещал его...
— Ну, бог с ним, передай ему наши пожелания. — Пихт допил рюмку и встал, окинув взглядом, словно в последний раз, уютную гостиную Эрики.
2
Колючие метели носились по огромной русской степи. Обмороженные техники в куртках из искусственной кожи возились по ночам у моторов, едва успевая готовить машины к полетам. «Ме-109» не выдерживали морозов. Моторы запускались трудно, работали неустойчиво, в радиаторах замерзала масло. Прожекторы скользили по заснеженным стоянкам, освещая скорчившихся часовых, бетонные землянки, вокруг которых кучами громоздились ржавые консервные банки, картофельная шелуха и пустые бутылки от шнапса. Только в дотах можно было обогреться.
— Ну и погода, черт возьми! — ругался лейтенант Шмидт. — Если я протяну здесь месяц, то закажу молебен.
— Перестань ныть, — мрачно отозвался Вайдеман. — Мы здесь живем, как боги. Посмотрел бы, в каких условиях находятся армейские летчики...
— Я не хочу, чтобы здесь замерзли мои кости! — взорвался Шмидт. — Я не хочу, чтобы о нас в газетах писали напыщенные статьи, окаймленные жирной черной рамкой!
— Ты офицер, Шмидт! — прикрикнул Вайдеман.
— К черту офицера! Неужели вы не понимаете, что мы в безнадежном положении? Наши дивизии все равно пропадут, и отчаянные наши попытки пробиться к ним стоят в день десятков самолетов. Я не трус... Но мне обидно, что самую большую храбрость я проявляю в абсолютно бессмысленном деле.
— Фюрер обещал спасти армию, — проговорил Пихт.
Летчики замолчали и оглянулись на Пихта, который сидел перед электрической печью в меховом комбинезоне и грел руки.
— Из этой преисподней никому не выбраться, — нарушил молчание фельдфебель Эйспер. — Позавчера мы потеряли семерых, вчера — Привина, Штефера. Сегодня на рассвете — Нинбурга...
— Это потому, что у нас плохие летчики. — Вайдеман бросил в кружку с кипятком кусок шоколада и стал давить ложкой. — Такие нюни, как Шмидт...
— Черта с два, я уже сбил двух русских!
— А они за это время четырнадцать наших.
— У них особая тактика. Видели, как вчера зажали Пихта?
— Какая там особая! Просто жилы покрепче.
Вайдеман отхлебнул чай и поморщился:
— В бою надо всем держаться вместе и не рассыпаться. Русские хитро делают: двое хвосты подставляют, наши бросаются в погоню, как глупые гончие, а в это время их атакует сверху другая пара.
— Но и мы так деремся!
— Завтра, кто нарушит строй, отдам под суд, — не обращая внимания на Шмидта, сказал Вайдеман.
...На рассвете техники стали подливать в моторы «мессершмиттов» антифриз[32]
. Пихт побежал к своему самолету. Обросший, с коростами на щеках и носу, фельдфебель Гехорсман паяльной лампой грел мотор воздушного охлаждения «фокке-вульфа».— Что невесел, Карл? — спросил Пихт.
Гехорсман стянул перчатку и показал окровавленные пальцы:
— Я не выдержу этого ада.
— Вот коньяк, выпей, будет легче. — Пихт протянул ему фляжку.
— Слушайте, господин капитан, — проговорил Гехорсман тихо. — Смотрю я на вас — вы не такой, как все.
— Это почему же?
— Да уж поверьте мне. Если бы все были такие, как вы, Германия не опаскудилась бы, боль им в печень!
— Брось, Карл, — похлопал его по плечу Пихт. — Самолет готов?
— Готов.
— Когда-нибудь ты все поймешь, — многозначительно произнес Пихт. — Я могу рассчитывать на тебя?
— Как на самого себя!
— Хорошо, Карл. А теперь давай парашют.
Гехорсман помог натянуть на меховой комбинезон парашют и подтолкнул Пихта к крылу:
— Только берегитесь. Русские когда-нибудь посшибают вас всех.
Из землянок выходили другие летчики и медленно брели к своим машинам.
— Ты знал Эриха Хайдте? — вдруг спросил Пихт.
— Знал, — помедлив, ответил Гехорсман.
— Он был неплохой парень?
Гехорсман сделал вид, что не расслышал, он спрыгнул с крыла и отбежал в сторону.
Над аэродромом проплыли на большой высоте две группы трехмоторных «юнкерсов». Около восьмидесяти самолетов. Их и должны были прикрывать асы отряда Вайдемана.
Истребители, стреляя выхлопами, стали выруливать на старт. Снежная пороша забушевала на стоянках.
Пихт включил рацию. Сквозь треск в наушниках прорвался голос Вайдемана: «Так не забудьте: кто выскочит из строя, отдам под суд».