Мир приключений. 1973 г. выпуск 2

“А здравый смысл? — возразят непреклонные рационалисты. — Ради чего усложнять жизнь? Уверены, что никому и никогда не понадобится умение лазать по каким-то стенам, равно и — как их там — скалолазы! А в номенклатуре “нормальных” человеческих профессий имеются и верхолазы, и такелажники, наконец, пожарные с выдвижными лестницами. А ваших — хе-хе! — “скалозубов” держите при себе. Для настоящего дела они никогда не потребуются. Вещь в себе. Спорт для самих себя”.

“А что, уважаемые оппоненты, если они понадобились, и очень даже скоро? Спрос на стенолазов давно уже превышает возможности “поставки” их секциями альпинизма”.

“Так это вы о спорте, а мы же о деле”.

“Вот именно о деле, как вы изволили выразиться. Такие вот стенолазы приходят недавно на выручку блокированного обвалами рудника Осетии. Перед рудоуправлением дилемма: неделями пробивать обходную трассу в горах либо обезопасить гору, которая рушится на дорогу, а рудник работает, помимо всего прочего, на экспорт. Выручила тройка скалолазов. А прорыв ледника Медвежьего либо разлив Заревшана? Или вызов — “молиня” этакой скорой альпинистской помощи на отвесы будущих створов Токтогульскоп II Нурекской ГЭС, этих исполинов нашей энергетики? Да многое, вплоть до Красной площади либо одного из переулков у Никитских ворот”.

“Тоже мне горные хребты! Москва-то при чем?”

“Очень даже при чем… На главной площади страны в канун Первомая никто, кроме альпинистов, не взялся сменить за несколько оставшихся часов оформление на мачтах над ГУМом. В Никитском переулке “зашившийся диссертант” вместе с ключом захлопнул в квартире и свою докторскую работу. Выручил опять-таки чемпион по скалолазанию: взобрался по фасаду в окно пятого этажа”.

Одну из таких (не городских, конечно) стен и заявила на сезон шестьдесят третьего года команда “Труда” (Юрий Коротков, Борис Романов, Владимир Ворожищев, Юрий Кулинич).

Массив Большого Домбан-Ульгена бросается в глаза еще с развилки Клухорского перевала, подобно баскетболисту сборной нации в кучке болельщиков. Народ отметил это в имени вершины. Для карачаев она была таким же хозяином хребтов, как “домман” — зубр в лесах.

Вспомните, как наблюдательнейший Гумбольдт, вслушиваясь в болтовню попугая, настораживается. Улавливает реликты уже не существующего в жизни, уже умершего, вернее, убитого языка. Его знает этот попка и никто больше на свете. Даже историки или филологи. На нем изъяснялось поголовно вырезанное испанскими идальго индейское племя. Так и название “Домбай-Ульген” (“Зубра убили”) звучало для нас эхом начисто сведенного поголовья зубров (ныне восстановленного).

Сезон восхождений обещал быть в том году насыщенным. Николай Михайлович Семенов с ущельского КСП[41] напоминал инспектора ОРУД ГАИ в часы “пик”. Пусть посмеиваются: “Хочешь перезимовать летом — займись альпинизмом”, на турбазах, в альплагерях, мотелях на каждое койко-место приходилось по три соискателя и больше.

Все потому, что высота у нас в почете. И ни социологи, ни даже психиатры не в силах вывести закономерность, по которой все больше граждан, которым их достаток вполне позволял бы нежиться на пляжах Пицунды, с постоянством птиц, возвращающихся с юга в Заполярье, едут из года в год в горы, и только в горы. Едут, дабы мокнуть, мерзнуть, ходить немытыми, рисковать и возвращаться абсолютно удовлетворенными всем этим.

Среди таких была и четверка Коротко”,

Она долго готовилась. Подбиралась. Притесывалась один к другому. Сила мышц, сила одиночки еще не всё для альпинизма. В нем не получится давать все пасы на лидера. А ему только и дел — забивать в “девятку”. В матчах с вершинами не обойтись без того, что для оркестра назовут сыгранностью, в экипаже космонавтов — психической и физической совместимостью. В альпинизме — это схоженность. Когда капроновая нить сечением в девять миллиметров обращается в живой нерв и по нему перетекает от одного к другому уверенность в превосходстве человека над слепой материей. Оставаясь самим собой, каждый отдельно взятый человек обретает в команде ансамблевую сыгранность. Не только общности движений, но и мышления. И это там, где ситуации сменяются в темпе сверкающих молний.

Так и возникает команда.

Итак, их четверо…

Борис Романов, самый зрелый и сильный в четверке. Высок, строен, гибок, подчеркнуто прям. Ежик блондинистых волос над стального оттенка очами, которые словно зашторенное окно для стороннего. Властен, самолюбив, честолюбив. Когда нужно, не только сожмет зубы, но и весь в себя уйдет, — пойди пойми, что у него на душе.

Юрий Коротков. Из тех мальчиков, завидев которых девчата почти непроизвольно взбивают прически, искоса мечут взоры на смуглого, весьма приглядного Юрочку. Ничего не скажешь: хорош! Единственный технарь в команде трех медиков. Инженер по самолетостроению. Реактивный, моторный, взрывной, не любящий канителиться.