Мир приключений 1973 г.

Дорохов подошел к базару, зажатому в бетон, стекло и пластик. И ему стало жаль, что среди чинных столов из серых мраморных плит, укрепленных на металлических рамах, где были разложены овощи и фрукты, нельзя увидеть добрую, усталую лошадиную морду. Отыскав среди рядов то, что искал, Дорохов, не торгуясь, купил большой зелено-серый арбуз, пристроился с ним возле продавца и попросил у него нож. Пожилой мужчина — скорее даже старик с прокуренными желтыми усами — протянул ему основательно сточившийся нож. Беря его в руки, Дорохов сразу же узнал узбекский «пчак». Вкрапленная в клинок позолота на трех полумесяцах еще сохранилась, а вот отделка на тонкой ручке вся высыпалась. Александр Дмитриевич разрезал арбуз, с удовольствием откусил красную, точно посыпанную мелким сахаром прохладную мякоть и стал вспоминать. Есть у него дома в собственной коллекции ножей несколько «пчаков», но все их лезвия украшены маленькими пятиконечными звездочками, а здесь полумесяцы; очевидно, этот нож намного старше своего хозяина и сделан до революции. Несколько скибок арбуза удовлетворили жажду. Продавец, посматривавший на Дорохова, протянул ему кусок белого домашнего хлеба. Хлеб был мягкий, свежий, видно, испекли его рано утром, прежде чем отправить хозяина с арбузами на базар. Обед оказался на славу. Возвращая старику половину арбуза и нож, Александр Дмитриевич предложил ему сигарету.

— Интересный у вас нож.

— Источился весь. У меня он уже почти пятьдесят лет да у хозяина, наверно, столько же прожил. В 1926 году послали наш казачий эскадрон в помощь Киргизскому кавалерийскому полку на борьбу с басмачеством. Слышали такой город Джалал-Абад? Там стояли. Разгромили мы одного курбаши, тогда я себе ножичек этот на память взял…

Все время, пока Дорохов ел арбуз, он перебирал в памяти разговор с Богдановым и старался в чем-то разобраться, но он никак не мог понять, в чем, что именно его волнует. Не дослушав продавца арбузов, он ушел с базара, в общем-то, невежливо ушел, не дав человеку вспомнить молодость. Шел в горотдел и думал, что же его так насторожило в поведении или облике Богданова. Он вспомнил татуировки на его руках: на левом предплечье, с наружной стороны, — большой неуклюжий, от локтя до кисти якорь, обвитый цепью. На правой руке — спасательный круг, на пальцах той же руки — четыре буквы «Море», обычные морские наколки, выполненные плохим специалистом. Богданов сразу заметил, что Дорохов их рассматривает, и объяснил, что все это по глупости наколол, когда служил на флоте. Обычные? Обычные татуировки, наверное, только у папуасов, в Африке.

* * *

В городском отделе Дорохов сразу же, как вошел в кабинет, включил вентилятор. Пристроив пиджак на спинку стула, полковник достал из сейфа свои бумаги, оба тома прошлогодней кражи, и начал листать документы.

Внезапно отодвинув в сторону недочитанное дело, на чистом листе бумаги во всю длину Александр Дмитриевич нарисовал нож «пчак», которым только что резал арбуз. Узкое, сточенное лезвие казалось нереальным, незаконченным, и полковник пририсовал к первому второй нож, лезвием в противоположную сторону. Сразу старый, мирный, для арбузов и домашнего обихода нож превратился в хищный обоюдоострый кинжал. Александр Дмитриевич выбрал на чернильном приборе мягкий черный карандаш и обвил кинжал неширокой лентой. У вершины ручки лента закончилась злой треугольной головкой с раскрытой пастью, маленьким глазом и длинным тонким жалом. Александр Дмитриевич полюбовался своим рисунком, даже посмотрел на него издали, словно проверяя, все ли ему в нем удалось. Видно, хотел еще что-то дорисовать, но вошел капитан Киселев, и полковник свое «художество» отодвинул в сторону.

— Скажите, капитан, что такое «ЖДС»?

«Ну вот, вчера «Холодок», сегодня «ЖДС»! Кинжал какой-то со змеей нарисовал от нечего делать», — подумал про себя Киселев и едва сдержался, чтобы не чертыхнуться.

— Железнодорожная станция, наверно, в сокращенном виде.

— И я так подумал. Но ведь у вас в городе нет железнодорожной станции.

— Нет, товарищ полковник. До ближайшей сорок километров.

— А может быть, у вас в городе есть какое-нибудь учреждение с таким сокращенным названием? Нате, прочтите сами, — и отдал записку, ту, что нашел в кармане халата Славина.

Киселев повертел записку, даже посмотрел ее на свет.

— Может быть, Александр Дмитриевич, это какой-нибудь Жуков Дмитрий Сергеевич.

— Возможно. Но самое интересное, что записку Славину принес Борис Воронин. Тот, что сидит у вас за мелкое хулиганство и рассказывал о безобразиях дружинников. Не думал я, что он еще и в роли почтальона выступает.

— Давайте его вызовем и спросим.

— Конечно, спросим, только не сразу. Нужно поручить Козленкову его еще раз проверить и поподробнее собрать сведения об этом парне.

— Его половина нашего городского отдела как облупленного знает.

— Неважно. Пусть заново Козленков поинтересуется. Впрочем, я ему сам об этом скажу. Что-то мне теперь вся история совсем перестала нравиться.

Киселев промолчал.