Мир приключений 1974 г.

— Глупости! Даже речи не было. Он предлагал поездом ехать. Я пойду в милицию, должны же верить… Еще чего! Чушь какая! Меня пустят к Степану?

— Вряд ли. К сожалению, не полагается.

Она вскочила, стала вынимать из чемодана вещи.

— У него же ничего нету! Белье, сигареты можно? А продукты?

Митин не стал ее останавливать. Обыск был закончен, он уже сел писать протокол. Почему-то эта женщина все больше завоевывала его расположение. На укрывательницу преступника она, во всяком случае, никак не походила.

— Где искать Степана в Москве? В какой тюрьме? А вас? Дайте ваш адрес.

Слезы у нее высохли, она уже была полна кипучей энергии.

Итак, картина все более прояснялась. Становились понятнее мотивы поведения Воронова, ранее вызывавшие столько недоуменных вопросов. Отняв у Укладовой семьсот рублей, все же решил ехать в санаторий и прихватить с собой Таню Сиротину, свою прежнюю любовь. Работает она, нет отпуска — бросай работу, денег хватит! В чемодане четыреста рублей. Вероятно, свои, которые накопил для отпуска. Семьсот в другом месте спрятал. Чтобы пустить пыль в глаза Тане, задумал совершить вояж в Крым на легковой машине. Для этого и отобрал ее с дерзкой наглостью у хлипкого частника. Что не взбредет в голову, если уж покатился по наклонной плоскости! Тане о своем намерении не говорил до поры до времени — хотел с «Москвичом» сделать сюрприз. Странно только, что в тот же день машину бросил… Почему? Послушался голоса благоразумия? Решил не рисковать? Запутался в отношениях с женщинами: одной дарит золотые часы, другую зовет в Крым. И той и другой обещал стать мужем. Н-да… Как говорится, моральный облик оставляет желать лучшего.

Распутался и еще один узелок.

День клонился к вечеру. Они вывели Воронова из отделения к машине Лукова, стоявшей у тротуара. Тот шел впереди, заложив руки за спину, мрачный, как туча. Следователь и оперативник не спускали с него глаз. И вот тут-то Митин и увидел наконец то, над чем они столько думали и спорили Вот она, разгадка! Он толкнул Бабина локтем и показал глазами на шею Воронова.

У того сзади, чуть пониже уха, темнело родимое пятно. Небольшое, размером с 20-копеечную монету, вытянутое, овальной формы, очень заметное.

— Те-те-те… — негромко произнес Бабин.

Первым на заднее сиденье сел он, затем Воронов и последним — Митин. В таком положении арестованный не мог на ходу выпрыгнуть из машины. В руках он держал сверток с передачей, приготовленный Таней.

Родимое пятно! Не фурункул, не порез в парикмахерской, а именно родимое пятно. Теперь понятно, почему Укладова увидела у него повязку на шее, а Симукова, Астахов и знакомые в таксомоторном парке не видели. Помня о своей особой примете, которую легко мог увидеть и запомнить пассажир, сидящий сзади, Воронов скрыл ее, завязав шею платком. В случае чего, искать будут шофера с завязанной шеей, а не с родимым пятном… А платок потом можно бросить в ящик с грязным бельем. Так постепенно, слой за слоем рассеивался туман, обнажая истинную суть вещей.

Все идет нормально. Круг сужается. Случай с «Москвичом» мало интересовал Митина. Угон машины был самостоятельным делом и подлежал отдельному расследованию. Пусть им занимается рузская милиция. Материалы этого попутного дела будут приобщены уже па суде и станут для Воронова отягощающим главную вину обстоятельством. «Интересно, что ты запоешь, когда тебе будут предъявлены все улики и доказательства, какие мы собрали?» — думал следователь, незаметно рассматривая Воронова.

Тот сидел нахохлившись, часто курил. Лицо его нельзя было назвать привлекательным, скорее наоборот — невыразительное, карие глаза глубоко сидят под сильно выступающими надбровными дугами, большой рот и мощный подбородок молотобойца… И что в нем нашла Таня? Да и Зинаида Симукова, женщина довольно яркая, чем соблазнилась, избрав его своим «условным» мужем? Поистине, любовь зла…

Митин перевел взгляд на его правую руку. На тыльной стороне пальцев красовались крупные синие буквы, составлявшие имя Сиротиной. Татуировка была старая, вероятно тюремная. Ах, Таня, Таня, милая доверчивая женщина, о ком ты волнуешься, о ком тревожишься! Знала бы ты, что эта рука, на которой запечатлено твое имя, била молотком женщину по голове…

Словно угадав, что следователь думает о Тане, Воронов спросил, показав на сумку в руках Бабина:

— Почему взяли сумочку у Тани?

— А вы не догадываетесь?

Воронов подумал, взгляд его стал острым.

— Я один отбирал машину. Она тут ни при чем. Я ей подарил сумочку, и что из этого? Разве не могу дарить?

«Ага, значит, ты делаешь вид, что тебя взяли только за «Москвича»? Старый прием. Конечно, лучше держать ответ за то, что отнял машину, чем за грабеж с тяжелым ранением головы. Понятно. Подумаешь, избил парня! Машину-то ведь бросил, она опять у владельца».

— Дарить можно. Вы где взяли эту сумочку?

— Купил.

— В каком магазине? Сколько заплатили?

— Двенадцать рублей. На Сретенке, в галантерейном. А-а, ну вас! — Он откинулся на спинку сиденья. — Будут тут всякие еще допрашивать! Ваше дело — доставить меня куда следует.