Воскресное утро разгоралось. Женщина сидела на крыльце, смотрела на листву деревьев, пронизанную солнцем, и ничего, совсем ничего не видела: все ее мысли и чувства были устремлены к сыну, в зеленую воображаемую даль. Потом она зажмурилась от попавших в глаза солнечных лучей, хотела приподняться со своей ступеньки, да вдруг схватилась рукой за сердце. Застучало, закололо, защемило материнское сердце, прервалось дыхание. Голубой утренний свет померк в глазах, закружились над головой темные вершины деревьев. Потрясающей силы удар обрушился на нее. Точно в эту минуту не сына Васю, а именно ее ударило в спину горячим осколком мины…
Но не убил сына вражеский металл, хотя и застрял глубоко в теле. Вскрикнул лишь, застонал пограничник, произнес одно коротенькое слово: “мама”. В мельчайшую долю секунды промчалось это слово через тысячу километров и достигло чуткого сердца матери, сказав ему, что смертельная рана открылась в теле ее сына. Но сын не умер… Уронил он на мгновение русую голову с острым ежиком выгоревших волос, потом с великим трудом приподнялся, стиснул зубы и опять ухватился за рукоятки “максима”. Стало легче на сердце у матери, почуявшей беду, можно было вздохнуть наконец и выпрямиться. Верхушки деревьев перестали кружиться. Увидела она снова голубое небо и черные стрелки ласточек в нем. “Что же это со мной, что? — недоумевала она. — Такого чудного и быстрого приступа никогда не бывало со мной. Сердце ноет как-то странно, не как всегда…”
Не поняла Александра Панкратьевна, что в эту минуту тяжко ранен ее сын на высоком прибужском мысу. Не могла она также знать, что сегодня в полдень разнесется по стране страшная весть о войне, и заплачут многие жены и матери. Не знала она, что через пять дней, 27 июня, прочтет она коротенькую заметку в “Комсомольской правде” о подвиге и гибели на границе пограничника В.В.Петрова.
Зальются ее глаза обильными слезами, заплачут дочери, посуровеет, почернеет от горя лицо мужа. Вот так же, как сейчас, схватится она худой рукой за сердце и неожиданно вспомнит тогда это раннее утро, когда яркий голубой свет внезапно исчез у нее из глаз.
Распространится по городу известие о первом его жителе, погибшем на войне, о его замечательном подвиге. Весь день будет горевать семья Петровых, а Василий Тимофеевич сядет писать большое письмо в газету. И никому не придет в голову, что Петровых в России много, что в этот же день, например, на Кавказе и в Рязани горько заплачут, прочитав газету, две молодые женщины, у которых служат на западной границе мужья, тоже Петровы, и инициалы их тоже В.В. В ответ на запрос Василия Тимофеевича напишут ему об этом из редакции газеты…
Вздохнув, поднялась Александра Панкратьевна на ноги, медленно вошла в дом и остановилась, прислушиваясь к дыханию спящих. Тихо было в комнате. На стене, у окна, висела старая гитара с голубой лентой. То ли муха коснулась ее, то ли загудел где-то маневровый паровоз, но только задрожала, едва слышно загудела на ней струна, отозвавшись на какой-то неуслышанный звук…
9
Лейтенант Мирон Репенко поднес руку к бойнице, чтобы рассмотреть стрелки на часах. “Больше трех часов уже держит застава оборону, — определил он. — Вот если бы всем заставам продержаться до подхода регулярных частей. Но нет, не удастся. Много сил бросили немцы на наши пограничные заслоны. Однако вот держимся, и ничего они с нами сделать не могут. Пока всех не перебьют, не пройдут здесь…”
Он выглянул наружу. Сильные бои шли на юге и на северо-востоке. Огромные клубы дыма поднимались там высоко в небо, слышался вдали гул сотен моторов, летали самолеты. Во многих местах, сняв советские заставы, враг шел в глубь нашей территории. Лишь в районе 6-й и 7-й застав, где танки не могли преодолеть крутизну берегов, положение несколько стабилизировалось. После нескольких сильнейших артналетов и бомбежки с воздуха здесь стало сравнительно тихо. Немцы не сумели подавить станковые пулеметы Скорлупкина и Петрова, не захотели идти тут на большие человеческие жертвы, форсируя Буг, и, отказавшись от переправы, пошли вслед за прорвавшимися танками. Только минометные батареи продолжали лениво обстреливать мыс Петрова и полуразрушенные укрытия 7-й заставы. Они покосились, частично их засыпало землей, бойницы в них стали неприцельными. Но пограничники, измученные бомбардировкой, запыленные и раненные, держались стойко и не думали отходить. Командовавший внутренним кольцом обороны лейтенант был слегка контужен и ушиблен, но его выдержка и спокойная уверенность очень подбадривали людей и вселяли в них уверенность в свои силы.
Детство Мирона Репенко прошло на Волге, в бедной многодетной семье. Отец, бывший красногвардеец, молодой коммунист, в тридцатом году занимался организацией колхозов в родной волости. Потом в числе лучших сельских активистов его направили в Саратов, учиться в комвузе. Приезжая на каникулы домой, в колхоз, он всякий раз говорил, оглядывая поля и постройки: