Мир приключений 1978 г.

— Не знаю, — честно признался Дык, польщенный тем, что такой человек, как Танг, интересуется его мнением. — Я не задумывался над этим. Радовался удаче, и все.

— И напрасно. Не забывай, что АБ следует за нами по пятам. Массовые аресты, в ходе которых мы лишились самых лучших товарищей, должны послужить нам суровым уроком.

— Вы думаете, что письмо… — робко начал Дык.

— Может оказаться началом широко задуманной провокации? — досказал за него Танг. — Да, такая мысль у меня шевельнулась. Меня очень настораживает поведение этого Фюмроля.

— Что же теперь делать? — растерянно спросил Дык.

— Прежде всего тебе следует убраться подальше, — как о чем-то давно решенном объявил Танг. — Далее, — он начал загибать пальцы. — Раз и навсегда прекратить канитель со светом, которая наверняка привлекла внимание тайной полиции и к электростанции, и к вашей «Сентраль электрик»… И, наконец, последнее: следует внимательно приглядеться к Фюмролю. На мой взгляд, он работает слишком топорно для контрразведчика из метрополии. Кроме того, сведения, которые мы получили благодаря его действительной или мнимой халатности, сомнения не вызывают. Мы перепроверили это по другим источникам.

— Тогда я совсем ничего не понимаю, — развел руками Дык.

— Ничего, разберемся, — успокоительно заметил Танг. — Я посылаю тебя курьером во Вьет-Бак. Необходимо срочно уведомить партийное руководство о ходе японо-вишистских переговоров.

— Я готов, товарищ Танг. Когда ехать?

— Немедленно… Ты здесь один?

— Меня привез на сампане дедушка Вем. Если нужно, мы сегодня же отправимся в обратный путь. Хоанг Тхи Кхюе, наверное, уже ждет возле лодки.

— На сампане тебе появляться больше не следует.

— А как же Кхюе? Она без меня не уедет.

— Я сам предупрежу ее, — сказал Танг. — Тебе все равно нельзя оставаться в Ханое, — объяснил он. — Да и выбирать особенно не приходится. Арестованы почти все наши курьеры. Вся надежда на тебя, Дык. Не подведешь?

— Не подведу, товарищ Танг.

— Я дам явку в Фули. Там тебе помогут побыстрее пробраться на север. Возможно, придется перейти границу. Но это уже решат товарищи на месте. Возьми, — улыбнулся Танг, возвращая пакет с фотографиями. — Повезешь дальше. Забудь обо всем, кроме задания. Положение очень трудное. Мы потеряли связь с заграничными центрами. Родина в опасности, товарищ, и многое зависит от тебя.

* * *

Под именем Хо Куанга перебрался Нгуен Ай Куок [4]на новое место. Расположенная к югу от реки Янцзыцзян китайская провинция Хунань напоминала о родине рисовыми полями, зеленью бататовых листьев, чайными плантациями в защищенных от муссонных ветров долинах. Даже здешние горы населяли племена мяо, туи и яо, хорошо знакомые ему по вьетнамскому северу, по горным лесам Чиенгмая в стране Сиам. Только иными были краски. Красноцветные почвы утомляли глаза лиловатым оттенком, мутная желтизна заболоченных низин навевала тоску. Чужим казался и запах паленого кизяка в вечерний час, когда пленки тумана оседают на синих волнах гаоляна. А в страшном месяце засух, в августе, когда над выжженными травами пролетали горные ветры, сочные краски съедала желтоватая удушливая пыль. И тогда все вокруг казалось враждебным.

На окраине Чанша, где временно поселился Нгуен Ай Куок, бродили стаи голодных собак. Почти круглый год не просыхали вонючие лужи на унылых, заваленных грудами отбросов улицах. В квартале бедноты, где жили рикши и рабочие с фабрики зонтиков, не было ни канализации, ни водопровода. Но после сырости и зловония одиночки в гонконгской тюрьме даже барак мог показаться роскошью. Тем более, что Нгуену приходилось скрываться в джунглях и на сампанах, ютиться в матросском кубрике, спать в ночлежках Парижа. Он привык довольствоваться немногим и был уверен в том, что профессиональный революционер обязан делить с пролетариатом все тяготы жизни. Он брался за любую работу: подстригал кусты букса в садах и убирал снег на парижских бульварах, разносил закуски и пиво в открытых кафе и ретушировал фотографии. Менять города и занятия его вынуждала конспирация, но работал он, чтобы жить. И так было всюду: в Европе, Азии, Африке.

Бывал он и в Москве, куда впервые пробрался, преодолев невероятные препятствия, чтобы проститься с великим вождем. Дрожа от непривычной стужи, перебегал от костра к костру. Поземка мела по заснеженным улицам, бесконечно черной рекой вилась молчаливая очередь. В общежитии Коминтерна замерзли чернила, и Нгуен записал огрызком карандаша: «При жизни он был нам отцом, учителем, товарищем, советчиком. Теперь — он путеводная звезда, ведущая нас к социальной революции».