Мир приключений 1980 г.

Шагах в пяти от меня стоял толстый индиец в пиджаке, надетом поверх дхоти, с губами, измазанными бетелем Он слышал весь разговор. Это был спекулянт, из тех, которых мы хотим выгнать, когда победит революция. «Ну уж ты места на самолете не получишь», — подумал я и тут же услышал, как индиец спрашивает:

— Господин майор, куда мне проходить?

Я повернулся и пошел прочь. Индиец обогнал меня и старался поймать мой взгляд.

— Господин майор, — сказал он, — я директор Матур.

Какой еще директор Матур?

Торгаш в мгновение ока извлек бумагу на бланке управления снабжения. В ней доводилось до моего сведения, что господин директор Матур направляется в Танги по делам армии.

— Вы можете позвонить. Моя репутация…

Я не стал звонить. Я вспомнил, что мне уже звонили. Удивительно, когда он успел получить эту бумагу?

ЮРИЙ СИДОРОВИЧ ВСПОЛЬНЫЙ

Майор пригласил нас к самолету, заверив, что груз уже на месте. Мы проследовали через пустой зал и только повернули к дальнему выходу, как меня остановил крик:

— Юрий, погоди!

Мы остановились. К нам подбежал взмокший, растрепанный Александр Громов. На какое-то мгновение меня охватило предчувствие, что мой вылет отменяется. Но оказалось иначе.

Громов протягивал мне мой же атташе-кейс, купленный в прошлом году в Дели и всегда сопровождавший меня в поездки.

— Мне твою комнату сторож открыл, — сказал он. — Прости, что без твоего разрешения. Здесь мыло, щетка и так далее. — Затем Громов вынул бумажник и, протягивая мне деньги, продолжал: — Тут тысяча ватов. От Ивана Федоровича. Он единственный из нас вспомнил, что ты отправляешься в поход гол как сокол. Потом в бухгалтерии отчитаешься. Если понадобятся деньги, телеграфируй прямо мне.

Он обернулся к моим спутникам, представился им, передал наилучшие пожелания от Ивана Федоровича и добавил:

— Что касается Юрия Сидоровича, то он знаток лигонского языка и обычаев и собирает материалы для будущей книги.

Я был тронут личной заботой Ивана Федоровича, пониманием важности моей миссии.

— Не буду задерживать, — сказал Громов, — ни пуха ни пера.

— Катись к черту! — в сердцах сказал я.

За дверью жарился на солнце небольшой «вайкаунт» местных авиалиний. В дверях толпилась группа людей. Несколько солдат, молодой лейтенант, толстый индиец в пиджаке поверх дхоти, с красными от неумеренного потребления бетеля губами, и молоденькая девушка, возможно медицинская сестра, в длинной юбке с увядшим белым цветком дерева татабин в черных волосах.

Мы двинулись к самолету. Шел третий час, жара была тяжелой, отягощенной близким муссоном. Я подумал, что Громов наверняка забыл захватить мою полотняную кепочку.

Поднявшись по короткому шаткому трапу, я внутренне сжался от ожидавшей меня духоты. И не ошибся в худших ожиданиях. На секунду я задержался у двери, размышляя, сесть ли мне поближе к двери, сквозь которую проникал воздух, или занять место в хвосте, где больше шансов уцелеть при вынужденной посадке. Наконец, сел сзади.

— Нельзя ли получить воды? — спросил толстый индиец.

— Потерпите, — услышал его майор.

Дверь закрылась, медленно начали вертеться винты. Я глядел в окно, торопил винты. И когда я уже буквально терял сознание, самолет оторвался от земли, и вскоре в кабину хлынул прохладный воздух. Я с минуту наслаждался им, затем застегнул ворот, чтобы резкое переохлаждение тела не привело к простуде.

ТИЛЬВИ КУМТАТОН

Все обошлось. Никто не умер от духоты. Директор Матур вытащил из саквояжа шерстяной шарф, замотал шею и принялся сосредоточенно жевать бетель. Девушка, ее зовут Лами, закрыла глаза. Дремлет? Русские, что прилетели из Москвы, разговаривали, а третий, совсем белый, в очках, глядел в иллюминатор и хмурился. Солдаты смеялись: они из бригады «летающие тигры», ко всему привыкли. Я прошел к пилотам.

— Когда будем в Танги?

— Через час двадцать, — ответил военный пилот, — если не придется обходить грозовой фронт. Приближается муссон.

Я вернулся в салон и сел. Почему-то не спалось. Словно я перешел грань, за которой можно никогда не спать. Молодой геолог, похожий на горца, спросил на плохом английском языке:

— Когда прилетим?

— Часа через полтора. Вам не жарко?

— Мы привыкли. Нам приходится много ездить. Мы — охотники за землетрясениями.

— Большая охота, — сказал я. — А как вы их убиваете?

— Мы опаздываем, — ответил за молодого геолога профессор Котрикадзе. — Они успевают сделать свое черное дело.

— Я видел землетрясение, — сказал я. — В горах, южнее Танги. Я жил тогда у дедушки в монастыре, учился в монастырской школе.

— Скоро будет новое, — сказал молодой геолог.

— Нельзя предсказать собственную смерть и землетрясение, — так говорил дедушка Махакассапа.

— Когда-то не умели предсказывать и солнечные затмения, — сказал профессор.

— А когда будет землетрясение в Танги? — спросил я. Но ответ меня не интересовал. Я вдруг понял, что если сейчас не усну, то умру от усталости; профессор что-то ответил, но я уже припаливался в глубокий, как обморок, сон.

А проснулся я оттого, что заложило уши, — самолет снижался. Директор. Матур склонился надо мной и больно вцепился в плечо: