Мир приключений 1980 г.

Звонский спал плохо — снились кошмары. Является он в редакцию, а там за столом шефа восседает марсианин с чулком на физиономии, бластером поигрывает. «Нам, — говорит, — надо, чтобы ты сочинил оду о Марсе, да чтоб не хуже, чем у Державина». — «Увольте, я од в жизни не писал». — «Ай-яй-яй, нехорошо обманывать, ничем другим ты и не занимался». — «Как же я напишу, если о Марсе представления не имею?»- «Это не обязательно, ты — поэт, вообрази, как там все прекрасно». — «Не стану я, делайте со мной что хотите!» — «Мы тебя не тронем, не бойся, мы — гуманисты, — хрипит марсианин ласково и манит его пальцем. — Видишь домик там, напротив?.. — прицелился бластером, мелькнула ослепительная вспышка, и от домика осталась груда пепла. — Видишь водокачку?.. — от нее тоже остался пепел. — А там, кажется, новая аптека…» — «Напишу, — заорал Звонский, — напишу оду не хуже державинской!» — и разбудил себя собственным криком. Однако успел еще увидеть, как марсианин, удовлетворенно хмыкнув, стянул с себя чулок, — лицо было чертовски знакомо, но припомнить, кому оно принадлежит, Звонский не смог.

Полежав с минуту, отдышавшись, он поднялся, прошел в ванную, долго держал голову под струей холодной воды. Потом направился в кухню. На газовой плитке закипал чайник. Стол был накрыт к завтраку. Жена сидела за швейной машинкой.

— Доброе утро, Веста, — сказал он. Вестой ее назвал отец, большой любитель латинской древности.

— Здравствуй, — ответила она сухо. — Хочешь есть?

— Вчера я пришел поздно, не хотел тебя тревожить.

— На окне кастрюля с гречневой кашей. Молоко на столе.

— Я тебе должен кое-что рассказать.

— Надеюсь.

— Ты смотрела вчера телевизор?

— Это так важно? Допустим, смотрела.

— Как тебе марсианин?

— Разве там был марсианин?

— Как же, в конце программы «Время».

— Ах, этот кретин с усиками.

— Почему кретин?

— Ну не кретин. Что, он тебе понравился?

— Не об этом речь.

— О чем же?

— Дело в том, что в нашем городе происходят странные вещи… Я подвергся ночью ограблению.

— Не надо шляться по ночам. И потом, почему ты не скажешь: «Меня ограбили»? У тебя варварский язык. А еще поэт!

— Послушай, сейчас ведь ты не на уроке российской словесности. Не воображай, что владеешь словом лучше меня.

— Тебе, Иван, недостает элементарной культуры, чтобы стать приличным поэтом.

— По-твоему, я графоман?

— Я этого не сказала.

— Нет, ты скажи, я графоман?

— Ты профессиональный поэт районного значения. Так все о тебе здесь говорят, сам ведь знаешь.

— Злая ты баба!

— Какая есть. Не огорчайся, бывают ведь не только поэты, но и пенсионеры — республиканские, союзные.

Звонский рассердился и обиделся, как всегда, когда жена ставила под сомнение его дарование. Хотя и понимал, что выпад этот — от настроения. В действительности она ставит его не ниже Евтушенки и считает верхом несправедливости, что его не зовут в столицу и что он вынужден пописывать стихотворные фельетоны в районной газете да изредка публиковать тоненькие лирические сборники в областном издательстве.

— Тебя даже не трогает, что меня ограбили?

— Что грабить при твоих-то заработках!

Эта реплика окончательно вывела Звонского из себя. Но он не успел решить, что предпочтительней: выложить ей все, чего она заслуживает, либо удалиться, хлопнуть дверью и заставить ее терзаться сознанием своей неправоты. Дверь распахнулась, влетел их двенадцатилетний сын Вова. Ссора была погашена или отложена до подходящего случая.

— В чем дело, Вовик, почему ты ушел с уроков? — забеспокоилась мать.

— Нет уроков! — завопил Вова. — Будет война с марсианами. Я иду добровольцем.

Родители переглянулись, ошеломленные. Веста отбросила шитье, вскочила, положила руку мужу на плечо, инстинктивно ища опоры.

— Я тебе покажу добровольца! — поднял голос Звонский.

— Не покажешь. Не имеешь права, когда страна в опасности.

— Кто тебе сказал о войне?

— Все говорят. Алешка Сарафаненко, Верка Дубилова… Где мой лук со стрелами?

«Дубилов! — вспомнил вдруг Звонский свой кошмарный сон. — Его лицо».

— Ты что же, Вовка, на марсиан с луком собрался? Они тебя бластерами аннигилируют в два счета.

— Как ты можешь! — возмутилась Веста. — Это же твой сын!

— Я и забочусь, чтобы он был вооружен как полагается.

— Шутить в такой момент!

— Это не шутки.

— Па, а с чем надо на марсиан? — спросил Вовка.

— С умом надо, милый, с умом. Война с марсианством — это война с предрассудками. Его можно победить только силой разума.

— Воображаешь, он тебя понимает? — вмешалась Веста.

— Понимаю, — заявил Вовка. — Их надо обмануть, послать к ним Штирлица и узнать все их военные тайны. Да, ма, совсем забыл: велели тебе сказать, чтоб в десять была в школе.

— Родительское собрание? Господи, что бы это значило? Иван, будь наконец серьезным, о какой войне идет речь?

— Я, кажется, догадываюсь. Но подождем до твоего возвращения. Поторопись. А мы с Вовкой пока поразмыслим, какую избрать стратегию.