Мир приключений, 1984 (№27)

— В разведке был, в тылу у белых. Ранили меня — вот я сюда и добрался. Хотел к своим идти — опасно, к Мишке Камышову — людно там очень. И вспомнил: рыбу с тобой около дома вашего когда-то ловили, глухо тут, тихо. Вот и пришел…

— Как же, как же, хорошо, что пришел, — говорил старик. — Вот засвечу коптилочку, поесть дам, уха у меня в печке. Вчера рыбки наловил, хороший улов. — Он тихо суетился у печки, долго выбивал искру огнивом, а когда зажег огонь и оглянулся, то увидел, что на лавке, неудобно привалившись к стенке, спит оборванный, грязный бродяга с забинтованной рукой и обмотанными тряпками ногами.

— Как умаялся парень! Ну, давай поспи, утром поешь.

Солнце еще только вставало, когда Андрей, будто его подтолкнуло, быстро поднялся и сел на лавке. Ну и спал — как провалился в глубокий колодец! Где это он? Ага, у Кузьмича… Он, кажется, что-то насчет еды ночью говорил? Андрей почувствовал резкий голод. За последние три дня он съел маленький кусочек хлеба да два яблока. Шел ночами, остерегался белых патрулей.

— Ну что, парень, выспался? — раздался с порога голос Федора Кузьмича. — Я только тебе ушицы дать хотел, а ты и заснул сразу. Сейчас подогрею — поешь. Может, сперва помоешься да рубашку другую наденешь?

Когда Андрей, умытый, в чистой сатиновой рубахе, доедал вторую миску ухи, старик, сидевший за столом и куривший неизменную самокрутку из крепчайшей махорки, сказал:

— И мать твоя здесь же, у меня, хоронилась. Да не усидела, к детям пошла. Там ее и взяли…

— К-куда?.. — поперхнулся Андрей. Он весь подался вперед, на глаза навернулись слезы.

— В арестантские роты. До сих пор держат. Мне верные люди говорили: на допросы каждую ночь водют. Ее и Катьку Кедрову, кладовщицу. Знаешь?

— А отец, дети как? — В прерывающемся голосе Андрея слышались и надежда и страх.

— Живы они. Давно не был у них. Но тоже горя хлебнули.

— Эх, мама, мама! Как же она оплошала? Ведь говорили ей: уходи из города. Что же теперь делать будем?

— Да она бы и здесь, у меня, пересидела, если бы потерпела немного. Вон, сказывали, наши-то верстах в двадцати пяти всего…

Стук в дверь прервал старика. Он вышел и через минуту вернулся с высоким светлым парнем в железнодорожной фуражке.

— Не бойся, это сын мой, Семка, помощником машиниста на паровозе работает. Он все понимает, может, присоветует, что делать-то. А это, — обратился Федор Кузьмич к сыну, — Андрей, сын нашей заведующей Евдокии Борисовны, ты знаешь. Разведчиком был у наших.

Парень с любопытством посмотрел на Андрея.

— Как сюда попал?

— Целая история получилась. Я, понимаешь, в Казань по заданию был послан, в глубокую разведку. Мы уже почти все сделали — еще один товарищ со мной был. А тут меня беляки и схватили. Хорошо, сведения я своему напарнику передать успел. Ну, когда меня в тюрьму-то повели, я и думаю: “Каюк, расстреляют!” Темно на пристани было, я в воду и сиганул. Что тут поднялось: стрельба страшная, прожектора. Уж не пойму — по мне ли все так стреляли или еще что было? Только задели меня по руке, вот тут. Но я до баржи какой-то добрался, никого на ней нет, и скобки железные к воде. Залез я по ним наверх, а она — палубная. Я в трюм и забрался, за какие-то ящики лег. Рубашку порвал, руку перевязал — крови потерял много. А потом незаметно уснул.

Проснулся — день уже, и плывем, вода журчит за бортом. А по палубе ходят, разговаривают, смеются — может, солдаты белые. Так я и сидел в трюме трое суток, пока плыли, пить хотелось ужасно. У меня сухарей в кармане немного было, размокли все — как каша. На третью ночь остановились. Я на палубу выглянул — никого, потом в воду тихонько спустился, до берега недалеко оказалось, хотя и холодно было.

Вылез я, дрожу весь. Избы стоят — ни огонька, собаки лают. Я поскорее подальше от берега пошел. На самой окраине забрался в сарай какой-то, до света в соломе продрожал. А утром мужичонка пришел. Я вылез когда, он испугался, бежать хотел. Едва уговорил, что не бандит и не дьявол я. Оказывается, завезла меня баржа аж в Тетюши.

Ну, принес мне тот мужик поесть и говорит: “Удирай поскорее: офицеров да казаков в село полным-полно наехало”. Я ушел сразу, кустарником к лесу добрался. До ночи прятался, думал, куда идти. К своим, в полк, никак не доберешься: далеко очень и фронт там, нарваться можно. Вот и решил — в Симбирск, подождав своих А тут, оказывается, мать у беляков сидит..

— Верно ты решил. Недолго, видно, ждать нам осталось, — откликнулся Семен. — Наши близко уже. Я вот этой ночью на собрании секретном был… — Он на мгновение запнулся, потом махнул рукой: — Да чего там, все свои… Так, значит, решили мы в Верхней Часовне партизанский отряд создать и ударить с тылу по белякам. Прямо на город идет красная Железная дивизия. Командир ее — фамилия вроде Гай. Ох, и жмут они контру! Говорят, поклялись отомстить за рапы товарища Ленина.

— А что с ним? — в один голос воскликнули Андрей и Федор Кузьмич.

— Говорят, убить его хотели контрики, но только ранили. Жив, значит, Ленин!

— А можно мне с вами? — спросил Андрей.

— Ты же раненый.

— Да задело только, уже присохло все. Вот, смотри…

***