Мир приключений 1984 г.

В издательстве “Известия” в 1976 году вышла книга генерал-полковника Грушевого Константина Степановича “Тогда в сорок первом…”, бывшего в те годы секретарем Днепропетровского обкома партии. В этой книге есть портреты и Ляудиса и Лукьяновой. На странице 155 читаю: “… Вечной славой покрыли себя и подпольщики-комсомольцы Днепропетровской области. Они действовали в Днепродзержинске, где вожаком подпольного горкома комсомола была Л.Е.Лукьянова…”

Очень меня это порадовало! Это была та самая Лида Лукьянова, которую я уже лично знал.

Константин Степанович Грушевой далее пишет: “Мария Францевна Корнецкая, мать пятерых детей, прятала у себя в доме секретаря подпольного горкома К.Ф.Ляудиса. После провала явки у Марии Францевны квартиру Ляудису смело предоставила комсомолка Анна Александровна Киреева. Она не колебалась, хотя рисковала не только собственной жизнью, но и жизнью находившихся вместе с ней престарелых родителей…”

И я тоже не мог не рассказать в своей книге о советских патриотах, о тех людях, которые помогли мне бежать из фашистского плена, чтобы снова участвовать во всенародной борьбе с немецкими оккупантами.

ЖАН КРИНКА

— А вы один на ферме? — спросил я пожилого, сутулого человека с редкой рыжей бородкой на отекшем лице.

— Сейчас один. — Он посмотрел на меня белесыми глазами и пододвинул горшок с парным молоком. — Кушайте, кушайте.

— Дети у вас есть? — Я взял со стола лепешку и с удовольствием откусил, запивая ее молоком.

— Два сына в полиции. Воюют за Гитлера! — Он показал на портрет Гитлера, что висел на бревенчатой стене пятистенного сруба. — Я их в полицию со своим оружием послал. В самом начале войны, когда красные отступали из Латвии, мои сыновья немало их уничтожили… (Этот подлец говорил вполне откровенно.) Бог мой! Когда же, наконец, мы избавимся от жидов и большевиков?! Что, Москву еще не взяли? Я смотрю, у немцев тут в Латвии огромная сила собирается.

— Да, да, — ответил я, жуя лепешку. — Вот вы этой силе и должны помогать.

— Помогаю, помогаю. Отдал гебитс-комиссару коров и лошадей, свиней тоже… Вот только сволочь партизанская нам мешает.

— Кто?

— Целыми семьями в леса ушли. Ловят их да вешают. — Он выразительно покрутил рукой в воздухе и вздернул ее кверху. — А до одного гада никак не доберемся.

— Кто он?

— Кринка. Такая уж у него фамилия. Прикидывается простачком. А я знаю, чем он занимается… Коммунист он…

— И вы знаете, где он живет?

— В тридцати километрах отсюда. Недалеко от Ауца, на хуторе Цеши.

…В июльских сумерках верхом на вороном жеребце я ехал через молчаливый хвойный лес, еще хранивший дневное тепло. Багровел закат. Казалось, густой смолистый запах пропитывал меня насквозь. Еловые ветки хлестали по лицу. Я ехал к советскому патриоту — в этом я не сомневался. Сердце радостно билось. На небольшой поляне около хвороста копошились два старика. Увидев меня, они прекратили работу.

— Эй, друзья! Где хутор Цеши?

Латыши, услышав русскую речь, подошли ко мне.

— Километра три будет, — по-русски ответил один из них. — Лес кончится, держись правее. Минуешь хутор, завернешь направо, проедешь молодым леском, а за ним и Цеши. — Оба настороженно оглядывали мою немецкую форму.

Вскоре показался хутор Цеши.

Против большого деревянного дома, во дворе, стояли конюшня и сарай. За домом — фруктовый сад, огород и пасека. Из дома вышел мужчина. Среднего роста, крепкий, он стоял на крыльце и строго смотрел на меня. Я спешился.

— Вы Кринка? — спросил я по-немецки.

Он утвердительно кивнул.

— Можно к вам зайти?

— Пожалуйста.

— Где оставить коня?

Он молча провел меня к конюшне и привязал лошадь возле двери.

— Пойдемте, — сказал он по-немецки.

В прохладной, чисто прибранной комнате были его жена и дочь — черноволосая девушка лет двадцати двух.

— Можно нам поговорить наедине? — спросил я.

Кринка по-латышски попросил женщин удалиться, и мы, закурили, сели на лавку.

В Кринке я не ошибся. Как я и ожидал, он оказался настоящим советским патриотом, добрым и умным человеком. Долго пришлось мне убеждать его в своих целях и намерениях… В конце концов я увидел, что он склонен поверить, что в его дом явился советский солдат в немецкой форме, надетой для маскировки, явился для того, чтобы с его помощью и при его непосредственном участии продолжать борьбу против фашистов. Я назвал себя разведчиком, действующим под кличкой Сыч во вражеском тылу…

Кринка все колебался и продолжал смотреть на меня своими строгими глазами из-под насупленных век.

— Закончим разговор после ужина? — сказал он, и по интонации голоса я почувствовал, что он начал сдаваться.

Кринка дружелюбно поглядывал на меня, когда хозяйка угощала меня русскими блинами, и сам подкладывал мне на тарелку ветчины и подливал в кружку молока.

Ужин закончился, хозяйка с дочерью убрали со стола посуду, мы опять остались одни.

— Так чем же я смогу вам помочь? — спросил он, доставая кисет с махоркой и скручивая самокрутку.