Мир приключений, 1986 (№29)

На улицах собирали листья, набивали в мешки. Хоть и дыму от них много, а все же горят.

Про свою тетрадку с поэмой Юрка забыл от огорчения, и Зина бережно несла ее в руке.

— Зима скоро, — сказала она. — Вот тогда бы на лыжах!

— Мои на растопку пошли.

— В клубе сегодня «Чапаев».

— Сходим?

— У меня дежурство, — сразу потускнела она.

— «Дежурство»… — передразнил ее он. — А чего ж зовешь?

— А я не зову! Я просто так…

У табачного ларька стоял Чумиций со своими дружками. Они дымили цигарками и беззлобно переругивались с продавщицей, которая отказывалась отпустить им махорку без карточек.

— Поэту — с приветом! — Славка сделал дурашливый поклон.

Юрка оттолкнул его и пошел дальше.

Чумаков затянулся так, что глубоко провалились щеки.

— На, подержи. — Он сунул одному из своих окурок и зашагал за «поэтом».

Тот остановился.

— Пошли, пошли, — Зина тянула его за рукав.

— «Вы, жадною толпой стоящие у трона», — начал издалека Славка и, приблизившись, хмуро бросил Тихонову: — Разговор есть.

— А ну катись! — заверещала Зинка.

— Не смеши… — буркнул Чумаков, нагнулся, делая вид, что хочет зашнуровать ботинок, и вдруг, резко выпрямившись, заехал «поэту» кулаком в подбородок. — Это тебе за все для начала.

За спиной у Юрки стояла низенькая загородка, и он кубарем полетел в кусты. Зина кинулась к Чумицию и стала хлестать ого тетрадкой по лицу.

Он испуганно пятился и бормотал:

— Ну, ты!.. Спятила?! — И кинулся прочь.

Тихонов перемахнул через штакетник и помчался за ним.

Зина нашла своего «поэта» у базара. Он стоял возле ворот и тяжело дышал, как загнанная борзая. Нос у него был расквашен. Он задирал голову и глядел в небо, чтобы остановилась кровь. Под мышкой у него торчал оторванный рукав собственного пальто.

— Юра… — робко сказала она.

— Отойди! — рявкнул он. — Защитница тоже!

— Ах, ты так! — разозлилась она. — Так тебе и надо, косматому! Будешь знать, как с Лелей дружить!

— Я с тех пор ее не видел, — прогундосил он. — Только к школе…

Зина повернулась и пошла. Он двинулся за ней — все так же, с задранной головой:

— Ну, подожди… Чего ты?

— Пошли, — смягчилась она, — рукав пришью. Тоже мне — Пушкин!

Глава 11

Гапон никогда не мыл пол. Последний раз мыла мать. И вообще, когда она была жива, их комнатушка в бараке, даже в войну, считалась самой чистенькой. Каждую субботу мать отсылала сына в баню, а сама кипятила здоровенный чугун воды, проволочной корчеткой до бела отдраивала каждую половицу, мыла окна, заменяла вырезанные фестонами нарядные бумажные занавески, сдувала пыль с восковых цветов, протирала икону, покрывала ее свежим выглаженным полотенцем и зажигала лампаду. Глядя на этот мерцающий, чуть фиолетовый по краям огонек, Мишка дремал, засыпая, в блаженной приятности чистого белья, а мать садилась за стол и грустно пила чай.

«Про отца небось думает», — уже из дремотного далека догадывался Гапон и, плюнув на реальную действительность, крепче зажмуривал глаза и уже бежал по хрустящему песку мимо чешуйчатых сосен, продырявивших верхушками небо, и теплый ветер пузырил его рубашку, и счастье распирало грудь…

Теперь половицы были засалены, занавесок и след простыл, а икону вместе с венскими стульями порубил Гапон на разжигу.

Он ждал гостей, и встретить их надо было как положено. Вчера забежал к нему Серега и спросил, не может ли Гапон пустить квартиранта. Неожиданно обнаружился вроде бы приятель Сережкиного отца по фронту — дядя Коля. Родных у него нет — все в оккупации, а сам он инвалид, и вот ему некуда податься. Сам–то Серега жил по соседству в фабричных домах, у них было две комнаты, но народу — на целых пять: мать, три сестры, дед, жена брата с близнецами и еще кто–то. Тут он вспомнил о приятеле. Да и мать советует: все–таки человек приткнется пока, да и Гапону пофартит. Платить будут.

Нет, пол надо было мыть. Вдруг квартирант откажется, заявит: не квартира — хлев!

Мишка разулся. Вылил на пол ведро воды. Засучил штаны и, усевшись на корточки, начал тереть половицы тряпкой. Но вода почти тут же протекла сквозь щели, и лишь кое–где остались на досках крохотные лужицы.

Как раз в этот момент и заявились гости.

— Знакомьтесь: мой друг Гапон, — представил Серега хозяина пожилому мужчине в драповом полупальто. — А я побег, дела! — И исчез.

Гапон, держа в одной руке тряпку, вытер другую о штанину, но не решившись все же подать ее гостю, раскланялся.

Мужчина засмеялся. Действительно, как–то все это смешно получилось.

Растерявшийся было Мишка успокоился.

— Пол текет, холера! — неизвестно к чему сказал он и приветливо улыбнулся.

Гость скинул вещевой мешок. Поискав место посуше, поставил его у самой двери и, опираясь на клюшку, прошелся по комнате. Осмотревшись, он уселся на сундук и воззрился на хозяина, словно изучая.

Мишка, в свою очередь, бесцеремонно рассматривал будущего квартиранта.

В лице мужчины была усталость, но не та, что проходит, — он словно родился таким усталым.

— Ну, что ж, хозяин, будем знакомы. Меня можешь дядей Колей звать.

Мишка сразу догадался, что дяде Коле его каморка понравилась. Дело в шляпе!