— Ничего не поделаешь, — перебил его Токуда. — На земле правит один закон — страх. Страх за свое благополучие, здоровье, относительную свободу.
— Плох тот закон, который держится только на страхе. Тем более, раз в вашем мире закон — страх, значит, победить его может антипод — смелость.
— А у вас не случается, что вдруг появляется эдакий плотоядный среди вегетарианцев? — прищурился Токуда.
— К сожалению, случается. Но если у нас это исключение из общего правила, то у вас наоборот. Добавлю заодно: у вас миллионы ищут работы, а у нас сотни не хотят работать. Тоже парадокс? У нас это наши недоработки, если хотите, издержки производства, брак в общей воспитательной деятельности, из года в год идущий на убыль. У капиталистов — это система, постоянно растущая. Вот поэтому–то у вас и появилась как бы новая профессия — преступность.
— Занятно. Но ведь у нас есть законы против преступников, мы с преступниками боремся. Как же объяснить это?
— Боретесь? Пока они мелкие воришки и таскают кошельки с жалкими грошами, за которые обыватель перегрызет горло. А когда становятся крупными — не все, разумеется, а единицы из тысячи — и начинают грабить миллионы, происходит метаморфоза: они обретают не только неприкосновенность, но и почет. И эту их деятельность охраняют ваши законы.
— Трудно с вами спорить. Ну ладно, допустим, построили вы коммунизм: от каждого по способности — каждому по потребности. Где вы возьмете столько продукции, если каждый захочет иметь десятки домов, машин, костюмов, жен, наконец? Растолкуйте мне, пожалуйста.
— Вопрос вы задали несколько вульгарно, но если подробнее рассмотреть ту цитату о способностях и потребностях, которую вы приводите, так ведь там сказано: каждому по разумной потребности высококультурного и образованного человека. Иначе говоря, в коммунистическом обществе сознание людей достигнет такого уровня, что у них просто не может возникнуть низменных, мещанских и потребительских желаний.
— Ну, этого вам долго придется ждать, — скептически протянул капитан. — Сменится не одно и не два поколения.
— Многие футурологи утверждали, что искусственный спутник Земли создадут лишь в середине двадцать первого века и уж во всяком случае никак не в СССР.
— Интересно вы рассуждаете, — засмеялся Токуда, — мне даже порой кажется, что я, пожилой человек, не только говорю с вами на равных, но не нахожу слов, чтобы возразить или опровергнуть ваши доводы.
— Так ведь трудно не согласиться, если вы человек объективный. А насчет возраста — ответ простой. У нас есть хорошая пословица: «Лучше послушать молодого, объехавшего весь свет, чем старика, просидевшего всю жизнь на печи». Но ради бога, не подумайте, что я провожу какую–то аналогию.
— А вы дипломат! — Токуда снова улыбнулся и подмигнул Сумико. — Мало того, что сравнили меня с дедом на печке, но еще и усугубили сравнение, извинившись за отсутствие аналогии.
— Ну а как вам понравились механизмы Экимото–сан? — прервала мужа Сумико. — Ведь правда, он очень талантливый инженер и замечательный человек?
— Мне откровенно жалко его — он человек действительно незаурядный. У нас Экимото–сан занял был подобающее место и своим трудом и способностями смог бы с лихвой прокормить семью.
— Он бы занял место на нарах одного из ваших лагерей для военнопленных, — перебил Токуда. — А свои способности применял бы при очистке открытых уборных.
— Военнопленных у нас давно нет, они отпущены домой — и немцы, и японцы. Амнистированы даже те из частей СС, кто отбывал тюремное заключение за свои злодеяния.
— Вы хотите сказать, что их тоже освободили? — с сомнением спросил Токуда. — По отбытии срока отправили домой подобру–поздорову, как говорят, восвояси?
— Именно это я и хочу сказать. Зачем они нам?
— Но ведь не исключено, что, приехав на родину, они продолжат свою деятельность против вашей страны, против коммунистов и им подобных вообще?
— Это дело их совести. Нам они совершенно не опасны, мы и судили их не потому, что боялись, а в назидание другим.
Глава IX. СУМИКО — ЗНАЧИТ ЧИСТАЯ