Мир приключений 1988 г.

К действительности вернул меня довольно бесцеремонный толчок в плечо. Открыв глаза, я увидел прямо перед собой широкую Сашкину физиономию. Капли воды блестели на чуть вьющихся, может быть, длинноватых для спортсмена Сашкиных волосах: значит, уже умылся.

— Ну, ты силен поспать. Мы все уже давно встали. Небось видел во сне идола?

Пришлось рассказать.

— Здорово… А знаешь, моя душа тоже заразилась, «тяжким золотом кумирен». Только мне приснилась совсем другая картина, — признался Александр. — Что разыскали мы этого Пирогова, а он старый-старый, лежит при смерти, в чистой рубахе, седая борода торчком, и на последнем вздохе открывает нам свою тайну. Ну, мы идем, куда указано, находим хитро замаскированную пещеру в высокой скале и достаем фигуру: отлита из чистого золота, маленькая, а тяжелая, на полцентнера, не меньше!

— Губа у тебя не дура. — Я начал доставать туалетные принадлежности.

Пока я приводил себя в порядок и завтракал, наш поезд пересек границу между Рязанщиной и московской землей. В окнах замелькали перроны дачных поселков — значит, через какой-нибудь час Москва. Не раз бывал я в столице, но всегда в этот момент мной невольно овладевало какое-то особое состояние праздничности или приподнятости, что ли. Заметно было, что и все наши волновались, даже столичный житель Андрей.

Обычные разговоры затихли, мы разместились внизу и смотрели в окно. День выдался хороший: ясный, теплый июльский день.

Неожиданно Инга продекламировала:

— Ах, братцы! Как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!

Как это она сумела: нужные слова и в нужный момент! И я почувствовал, что эта девчонка нравится мне с каждым днем все больше и больше. Иногда мне становится просто неловко из-за того, что так подолгу и открыто на нее глазею.

…Начались окраины. Только вместо церквей и чертогов нас встречали белые, как океанские лайнеры, корпуса новых микрорайонов. Сколько понастроено! И каких громадин! Вот она, Москва!

Едва вагон остановился, Липский с Андреем помчались по делам. А потом Андрей хотел заехать в университет и взять в деканате отношение к местным властям в Малой Слободе, дабы нашу капеллу не приняли за банальную артель промышляющих и перепродающих старинные иконы.

Мы остались на Казанском вокзале при пяти мощнейших рюкзаках. Я закупил пачку свежих газет и журналов, и мы погрузились в чтение. Прошло больше часа, и Яковенко начал поерзывать на жесткой скамье — его кипучая натура не выносила пассивного ожидания. Инга, как ни странно, совершенно спокойно изучала журнал мод.

Уже и Инга заерзала, когда, наконец, пришел Митяй.

— В общем, так. Подъем, на метро — и двигаем к Андрею на квартиру. Кутузовский проспект, следующий дом за «Украиной».

Мы помогли навьючить друг на друга рюкзаки; мешок президента фирмы, особенно увесистый, пришлось тащить попарно, сменяя друг друга. Народ обтекал нашу группу, как река скалистый остров. Доехали без приключений, только до меня впервые как следует дошло, что легкой прогулки не предвидится.

На Кутузовском нас встретил Андрей.

— Располагайтесь. Мои родители на даче, так что места хватит. Диспозиция такая — сейчас по-быстрому соорудим какую-нибудь еду, и отдыхать. Подниму еще до света: за нами заедет микроавтобус. В Вологду в командировку едут знакомые реставраторы, нас довезут. А из Вологды ходят теплоходы по всей Двине.

Между делом я осмотрелся. Обстановка квартиры нисколько не походила на нашу и вообще на привычные современные интерьеры. Мебель была старая, резная, на стенах висели картины в тяжелых золоченых рамах. Поражало обилие книг, частью старинных: по истории, археологии, живописи, архитектуре. Сразу чувствовалось, что здесь живут люди высокой культуры, больших духовных запросов и универсальных знаний. В комнате Андрея на стене, рядом со сверхсовременным двуствольным ижевским «бокфлинтом», висело несколько темных икон. Столетиями являлись иконы едва ли не единственным источником духовной пищи наших предков; в иконы вкладывалось огромное количество труда, таланта и знаний лучших художников. Это я уже успел усвоить, этому меня научили. Но, вглядываясь в испещренные тонкими трещинами лики, я не мог хотя бы приблизительно определить, когда эти иконы были написаны, расшифровать заложенный в них сюжет, разобраться в символике, определить школу…

Вспомнилось пушкинское: пренебрежение прошлым есть первый признак варварства. И я подумал о том, что непременно постараюсь проникнуть и в этот уголок таинственного мира прошлого — научусь разбираться в древнерусской живописи.

ЗАПИСЬ 3

Чуть светало, когда во дворе раздалось тарахтение мотора. Мы уже пили чай на кухне, предварительно сложив все вещи в прихожей. Андрей перегнулся через подоконник открытого окна.

— Это за нами. Ну, в темпе, в темпе!

— Я вымою посуду, — вызвалась Инга.

Откуда что берется! Но Андрей торопил:

— Что ты! Ни секунды лишней!! Бросаем все как есть, и с криком «ура» — вперед!

Уже в лифте он объяснил: