Мир приключений 1988 г.

Команды играли дружно, азартно, с желанием; с той и другой стороны было по два-три сильных, прыгучих парня-забивалы, но в их игре чувствовалось отсутствие школы и слабость техники. Пашка судил. Он был в той же полотняной шапочке с козырьком, но в кедах и тренировочных штанах. Нам он кивнул, как старым знакомым, не выпуская изо рта свистка.

— Товарищ судья! Запишите меня в команду, — попросил Александр и, получив согласие, начал разминаться.

— Четырнадцать — девять! Мяч на игру, команду на «мусор»! — возгласил Павел и сразу же после сильной подачи дал продолжительный свисток — игра!

Я, конечно, переживал за Сашку, но он оказался на высоте. Получив пас, он высоко выпрыгнул над сеткой и, как гвоздь, вбил мяч в площадку противника, легко обойдя блок. После этого Александр перешел на первый номер и сделал три очка с подачи. Подает он хитро: мяч летит будто бы слабо, но в конце траектории начинает вихляться в воздушных струях, и принять его не так-то просто.

— Во дает дрозда студент! Технарь! — загудели болельщики.

— Ощетинились! Надулись! — взывал капитан команды противника. — Главное — прием!

Игроки, что называется, завели друг друга, и схватка вспыхнула с новой силой. Команда Яковенко с трудом, но выиграла партию. Я постучал пальцем по циферблату часов, но парни слишком увлеклись.

— Погоди, Василий, еще одну партийку! Поменялись площадками, и снова взвился мяч.

Когда партия уже приближалась к концу, с улицы послышалось треньканье гитары, и довольно приятный, немного надрывный голос запел какую-то незнакомую песню.

Помню этот вечер за рекой,
В лунном серебре купались ели,
И струились косы под рукой,
И вдали шальные птицы пели.
И с тех пор я потерял покой,
И с тех пор мне эта ночка снится,
Все, что было с нами за рекой,
Все, о чем тогда пропели птицы.

«Наверное, местный бард вышел на прогулку», — решил я, направляясь на голос. Гитарил и пел давешний парень с рыжими баками. Чуть поодаль, у магазина, маялись две помятые, заросшие недельной щетиной личности. В этот момент из магазинной двери выпорхнула ладная беленькая деваха в аккуратном джинсовом костюмчике с пластиковой хозяйственной сумкой в руке. Гитарист оживился, взял несколько аккордов и ленивой походкой двинулся навстречу девушке, загораживая дорогу. Она молча, сжав губы и опустив глаза, пыталась обойти его то справа, то слева, но гитарист снова и снова заступал ей путь.

Некрасивая эта сцена затягивалась, и у меня вырвалось:

— Слушай, перестань хамить!

Рыжий даже не обернулся, проигнорировав меня напрочь, но небритые личности, как будто их кто-то переставил с места на место, мгновенно очутились передо мной.

— Цыц, козявка, — презрительно сплюнул на сторону один из них, в то время как другой угрожающе приблизился ко мне…

Чем все это кончилось бы, не хочу думать, но тут сзади раздался Пашкин басок:

— А ну, в чем дело?!

Я обернулся. Во всю ширину улицы мощной фалангой шли волейболисты. Личности тут же куда-то испарились, как будто их и не было, и только гитарист с баками той же ленивой походкой шел по улице, напевая:

— Там, далеко, на Севере дале-о-оком,

Не помню я, в каких-то лагерях,

Я был влюблен, влюбле-он я был жестоко…

— Бичи проклятые, — сказал Пашка, неприязненно глядя ему в спину, — вот этот, Валька Кислый, самый ушлый типчик. Надо с ними кончать…

— Пардон, Паш, за серость, но что такое бич? Слышал это слово, но не очень представляю…

— Да я тоже… Бывший интеллигентный человек, по-ихнему, а попросту так: люди с темноватым прошлым. Болтаются в наших краях по стройкам, поселкам, пристаням… Сегодня здесь, завтра там. Сшибут где-нибудь на бутылку, и то ладно. Словом, бичуют. Руки везде нужны, анкет здесь не спрашивают. Послушайте, вам же к дяде Сергееву? Вот Аленка вас и проводит, — вдруг улыбнулся он.

— А зачем вам дядя Сергеев? — спросила Аленка, когда мы познакомились. — Кстати, это мой дедушка, а «дядя» — привыкли все так…

— Да видите ли, — замялся Сашка, — лучше, может, мы там, у вас дома, одним разом все и выясним?

— Пожалуйста! — Она пожала плечами и зашагала вперед.

У нее оказались совершенно очаровательные синие глаза и уже совсем потрясающая, до пояса, коса.

Идти было недалеко. Алена открыла щеколду и впустила нас во двор. Мы с любопытством огляделись. Четырехугольник двора был образован крытыми воротами с калиткой, боковой стеной высокой избы и забором, вдоль которого в два роста лежали колотые дрова. Четвертая сторона была замкнута сараем, в котором возилась и сопела какая-то невидимая со двора живность.

Все свободное пространство двора покрывал дощатый настил.

— Дед, — громко позвала Алена, — выйди на поветь, тут к тебе пришли!