Мир Приключений 1990 г.

— Племяннику удалось спастись. Сейчас работает на новом большом заводе.

— Что вы! — обрадовался Штех. — Отлично! Должен ликвидировать директора или главного инженера. Как с ним связаться?

— Давайте сделаем так: ждите его завтра в четыре часа в соборе святого Юра. Правый притвор. Он сам подойдет к вам. Спросит: не имеет чести видеть господина Габьяка? Запомнили? Габьяка. А вы скажете: “Не Габьяка, а Коструба”. Это и будет пароль.

Андрей с Филиппом постояли немного возле памятника Мицкевичу — романтический памятник поэту-романтику — и пошли по широкой аллее, ведущей к оперному театру.

Они перешли трамвайную линию, выбегавшую из соседней узкой улицы, пересекавшей аллею. Грохоча на рельсах, подошел старый трамвайный вагон, и люди, толпившиеся на остановке, двинулись к нему.

К трамваю подбегал высокий парень “голубой рубашке с закатанными выше локтя рукавами.

— Смотри! — закричал вдруг Филипп, схватив Андрея за руку. — Видишь? Неужели Гришка?

— Гришка! — воскликнул Андрей. — Точно, Гришка!

Парень взялся за поручни, вскочил на подножку, и трамвай тронулся.

— Гришка! — закричал Андрей.

Не услышать его было невозможно, но парень не оглянулся. Стоял на ступеньке, прижавшись грудью к спине пожилого пассажира, а трамвай уже набирал скорость.

— Гришка! — выкрикнул еще раз Андрей и бросился вдогонку за трамваем, но было уже поздно: трамвай повернул за угол. — Говорят, у каждого человека есть двойники, — сказал несколько растерянно Андрей, возвратясь к Филиппу.

Филипп пожал плечами.

— Наверно, мы все же ошиблись, — решил Андрей. Посмотрел на часы, заторопился: — Пошли, Владимир Гаврилович уже, наверно, ждет нас.

Бутурлак действительно сидел на скамье недалеко от оперного театра. Андрей думал, что увидит его в форме с погонами капитана госбезопасности, но Бутурлак был в скромном сером костюме и рубашке апаш. Шея и лицо загорелые, волосы почти выбелены солнцем, и ветерок играет ими.

Бутурлак увидел ребят издалека, подумал: они держали оружие, будучи еще детьми, а сейчас по аллее к нему идут совсем взрослые люди, с такими он уже ходил в разведку… Пусть судьба бережет их — чтобы никогда больше не пришлось им стрелять…

Он поднялся и протянул руки навстречу. Андрей, застенчиво улыбаясь, пожал руку капитану, но не выдержал и совсем по-детски прижался к нему. Он был уже на полголовы выше капитана, а форма студента-политехника делала его еще выше и стройнее.

Бутурлак повел парней в кафе на центральной улице, заказал неприхотливый обед и кофе.

Он расспрашивал их про Острожаны, про Петра Андреевича Ротача, про отца Филиппа — Антона Ивановича, который стал председателем острожанского колхоза “Красное Полесье”. Вспомнили, как дрались с Коршуном, и Андрей рассказал о встрече с Гришкой Жмудем или парнем, похожим на него. Бутурлак насторожился, слушал очень внимательно, переспросил даже, во что был одет парень.

— Считаете, что действительно Гришка Жмудь? — спросил его Филипп.

Бутурлак неопределенно хмыкнул, сказал, что ничего не считает, но никогда не следует относиться к таким фактам легко мысленно.

Андрей заметил, что Бутурлак глянул на часы — наверно, не хотел обижать их, но не мог и засиживаться, — и отодвинул недопитую чашку.

Они проводили Владимира Гавриловича до трамвайной остановки, и Андрей еще раз вспомнил, как садился в трамвай парень в голубой рубашке.

Штех внимательно посмотрел на высокого, светловолосого молодого человека в голубой рубашке, подошедшего к нему.

— Простите, вы ошиблись… — Ответил так, как было условлено. — Моя фамилия Коструб.

Парень переложил из руки в руку газету, ничуть не смутившись под испытывающим взглядом Штеха. Это понравилось эмиссару.

— Подожди меня возле собора, — сказал Штех и, не оглядываясь, направился к большой иконе святого Николая.

Поставил свечку — не потому, что верил в бога, давно уже привык верить лишь своему разуму, интуиции и сообразительности, просто в глубине души был суеверен. В конце концов, почему не поставить свечку? Что такое свечка? Тьфу, копеечное дело. А вдруг поможет?

Штех перекрестился, постоял немного, проникаясь молчаливой торжественностью храма. Людей в эти предвечерние часы было еще мало, пахло ладаном. Этот запах всегда нравился Штеху, возвышал и будто обновлял его.

Гришка стоял недалеко от входа, возле чугунной ограды сада митрополита. Штех сделал ему знак, чтобы шел за ним, и направился вниз, к парку Костюшко. Здесь, в боковой тенистой аллее, найдя свободную скамейку, он сел и поманил к себе Гришку.

Штех сказал, что знал Тришкиного дядьку и уважал его, что Григорий должен отомстить Советам за его гибель, а что сам Штех — функционер Центрального провода (на всякий случай Штех не сказал, что занимает положение намного более высокое) и прибыл сюда, чтобы передать Гришке приказ центра.

— Так вы оттуда? — Гришка выпрямился на скамье. Казалось, еще секунда — вскочит и станет смирно.

— Оттуда. И если ты не глупый, должен понимать, какая это честь — выполнять мои задания.

У Гришки даже просветлело лицо: он слышал, что такое приказы Центрального провода — их выполняют лишь самые достойные.