Мир Путина. Россия и ее лидер глазами Запада

В течение XIX в. те, кто верил в уникальную и высшую судьбу России, – славянофилы – сталкивались с западниками, то есть с теми, кто хотел, чтобы Россия приняла европейские ценности и институты, верховенство закона и большую демократию. Настроенные более радикально группы обращались к социализму и анархизму, но для построения социально-экономической модели, которую они желали иметь в России, все они ориентировались на Запад. Хотя сменявшие друг друга русские цари, начиная с Петра Великого, обращались к Европе как к технологической и экономической модели, примеру которой они хотели следовать, они решительно отвергали идею следования европейской политической модели, потому что это означало бы конец русской абсолютной монархии[30]. В сегодняшней России те, кто стремится увековечить ее уникальную систему и защитить собственные интересы, продолжают бороться с меньшинством, которое хотело бы, чтобы Россия стала в полной мере современным государством с верховенством закона и институтами, которые служат народу.

Двойственному отношению русских к Западу полностью соответствовало и двойственное – если не откровенно враждебное – отношение Запада к России. Развернувшаяся в Twitter резкая критика ужасного состояния отелей в Сочи в 2014 г. накануне Олимпиады стала эхом множества критических замечаний об отсталости России в прошлом. На протяжении столетий внешний мир действительно с подозрением относился к России. Ряд западных путешественников, побывавших в стране в XIX в., так описывали Россию, что шокировали многих читателей: отсталая, даже варварская, она представляла собой противоположность тому, каким должно быть просвещенное общество. Француз маркиз де Кюстин после своей поездки в Россию опубликовал записки «Россия в 1839 году» (La Russie en 1839), в которых писал:

«Нужно жить в этой пустыне без покоя, в этой тюрьме без отдыха, которая именуется Россией, чтобы почувствовать всю свободу, предоставленную другим народам в других странах Европы, какой бы ни был принят там образ правления. Если ваши дети вздумают роптать на Францию, прошу вас, воспользуйтесь моим рецептом, скажите им, чтобы они поехали в Россию. Это путешествие полезно для любого иностранца. Каждый, близко познакомившийся с этой страной, будет рад жить в какой угодно другой стране. Всегда полезно знать, что существует общество, в котором немыслимо счастье, ибо по самой своей природе человек не может быть счастлив без свободы»[31].

Другим известным путешественником был американец Джордж Кеннан, двоюродный брат деда знаменитого дипломата и историка Джорджа Фроста Кеннана. Джордж Кеннан много путешествовал по России в XIX и начале XX в. и написал книгу «Сибирь и система ссылки» (Siberia and the Exile System), ради которой он беседовал с политическими ссыльными, отправленными в Сибирь царскими чиновниками. Он яростно критиковал репрессивную царскую систему, но вскоре разочаровался и в большевиках и писал следующее: «Русский леопард не изменил своих пятен… Новая большевистская конституция оставляет всю власть именно там, где она и была на протяжении последних пяти лет: в руках небольшой группы самоназначенных бюрократов, которых народ не может ни сместить, ни контролировать»[32].

Советская идеология

Какое влияние оказала идеология на российскую внешнюю политику? И нужна ли России идеология для того, чтобы задавать направление своей внешней политике? Или ностальгии по великой державе XIX в. достаточно для воодушевления сегодняшнего Кремля? Конечно, нынешние обитатели Кремля любят ссылаться на Венский конгресс 1815 г., в рамках которого великие державы разделили Европу, как на образец для подражания. Идеологическая триада царской России «православие, самодержавие и народность» была направлена в большей степени на внутреннее развитие России. В эпоху, когда Россия стала ключевой фигурой на европейской арене XIX в., официальной внешнеполитической идеологии просто не существовало. Однако это изменилось, когда к власти пришли большевики.