Мир реки. Книги 1-6

Бартон развернулся и с размаху ударил в тонкую бамбуковую дверь. Его плечо проломило непрочную преграду, сорвав с деревянных петель. Дверь влетела внутрь, ударив стоявшего за ней Агню. Бартон, дверь и Агню упали на пол, причем Агню оказался под дверью. Бартон скатился с двери, вскочил и прыгнул на нее обеими ногами. Агню дико вскрикнул и больше не издавал ни звука. Бартон отодвинул дверь чуть в сторону и увидел свою жертву лежащей без сознания с разбитым носом, из которого текла кровь. Хорошо! Теперь, если шум не привлек внимания стражи и если ему удастся достаточно быстро управиться с Герингом, он сможет осуществить свой план.

Бартон поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть длинный черный предмет, со свистом летящий к нему. Он бросился в сторону, и копье воткнулось с чмокающим звуком в грязный пол хижины. Его древко дрожало, как тело гремучей змеи, изготовившейся к броску.

Бартон ступил на порог и, оценив расстояние до Геринга, метнул в него копье. Оно воткнулось в живот немца, и тот, взмахнув в воздухе руками, вскрикнул и упал на бок. Бартон вернулся в хижину, взвалил обмякшее тело Агню на плечо и вышел наружу.

Теперь стали слышны крики из Круглого Дома. Появились факелы. Истошно орал часовой с ближайшей сторожевой башни. Геринг сидел, скрючившись на земле, вцепившись в древко копья обеими руками. Широко разинув рот, он не сводил глаз с Бартона.

— Вы… вы снова это сделали! Вы…

Он повернулся лицом вниз и издал предсмертный горловой клекот.

Агню пришел в себя и, бешено извиваясь, освободился от захвата Бартона, упав при этом на землю. В отличие от Геринга, он не издавал ни звука. Видимо, у него было столько же причин не производить лишнего шума, как и у Бартона — а может быть, даже и больше. Бартон был настолько ошеломлен, что так и остался стоять с куском полотнища в руках, которым были обмотаны бедра Агню. Бартон хотел было швырнуть со злости материю о землю, но вдруг почувствовал что-то твердое и квадратное внутри подкладки полотнища. Он переложил материю в левую руку, выдернул свое копье из тела мертвого немца и побежал за Агню.

Этик спустил на воду одну из бамбуковых лодок, лежавших на пляже вдоль берега. Он отчаянно греб по залитой звездным светом Реке, часто оборачиваясь назад. Бартон поднял копье над плечом и метнул его. Это было короткое копье с толстым древком, предназначенное не для метания, а для рукопашного боя. Однако летело оно по прямой линии, и траектория полета окончилась в спине Агню. Этик упал вперед, накренив свое легкое суденышко. Лодка перевернулась, а Агню так больше и не появился из воды.

Бартон выругался. Он хотел поймать этика живым, но и не мог допустить, чтобы тот сбежал живым. Оставался шанс, что Агню до сих пор не связался с другими этиками.

Он отправился назад, к хижинам гостей. Вдоль берега раздавался грохот барабанов, и люди с зажженными факелами спешили к Круглому Дому. Бартон остановил какую-то женщину и попросил у нее на минутку факел. Она передала ему факел и стала засыпать вопросами. Он отвечал, что, наверное, обитатели противоположного берега совершили набег. Женщина всплеснула руками и поспешила к собравшимся у ограды Круглого Дома.

Бартон воткнул факел в прибрежный ил и осмотрел полотнище, которое стащил с этика. В подкладке он обнаружил карман, закрытый двумя тонкими магнитными застежками, которые легко открылись; Бартон вынул из него какой-то предмет и при свете факела принялся осматривать его.

Он долго сидел на корточках, не в силах отвести взгляд, находясь в состоянии почти паралитического удивления. Фотография на этой планете, на которой не существовало фотокамер, была делом неслыханным. Но то, что на снимке оказался он, было еще более невероятным. Этот снимок нельзя было сделать здесь, на этой планете! Его можно было сделать только на планете Земля, на той Земле, которая теперь затерялась в столпотворении звезд где-то на сверкающем небе, и одному Богу было известно, в скольких тысячах лет во времени.

Невероятность громоздилась на невероятности. Но снимок был сделан в такое время и в таком месте, где — он был абсолютно уверен — не могло быть нацеленного на него фотоаппарата. Его усы были убраны с лица, но тот, кто производил ретуширование негатива, не побеспокоился о том, чтобы убрать фон и одежду. Вот он, чудесным образом запечатленный по пояс и заточенный в плоский предмет из какого-то прозрачного вещества. Плоский? Когда он повернул снимок, то увидел, что его изображение поворачивается к нему в профиль. Если же он держал его прямо перед собой, то видел свое изображение в три четверти.

— В 1848 году, — прошептал он про себя, — когда я был двадцатисемилетним младшим офицером Ост-Индской армии. А это — голубые горы Гоа. Это, должно быть, сделано, когда я был там на отдыхе. Но, Бог мой, как? Кем? И каким образом этикам удалось заполучить этот снимок?