Срок показался долгим, но четверо из ее учеников заявили, что последуют за ней. Я был одним из них. Гаворник, чех из шестнадцатого века, колебался. Он признался, что, как и те, кто отказался с ней идти, боялся лезть наверх. Но в конце концов сказал, что попытается преодолеть недостаток храбрости. Он пожалел об этом решении по дороге наверх, поскольку мог пользоваться только пальцами рук и ног, чтобы цепляться за выступы, впадины и неровности скалы, а многие из них были совсем маленькими. Но он добрался до вершины. И там улегся и дрожал в течение часа, прежде чем обрел достаточно сил, чтобы встать. Гаворник был единственным, кто боялся. Но и он победил свой страх. Таким образом, он оказался самым храбрым среди нас. Хотел бы я, чтобы он с такой же храбростью выбрался из своего Я, с какой вскарабкался на скалу. Впрямь я ли этого желаю? В конце концов, он мог бы избавить меня от моего Я.
Через три дня после того, как мы попали на вершину, я нашел Артефакт. Я шел к небольшому озерцу порыбачить, когда увидел что-то, торчащее из грязи у корней большого куста. Не знаю уж, как я его различил, ибо оно было запятнано грязью и лишь слегка выступало наружу. Но я отличался любознательностью и подошел к нему. Склонившись поближе, я разглядел, что верхушка у него в форме луковицы. Коснулся. Твердая, как металл. Поковырявшись в мягкой земле вокруг, я вытащил нечто, сделанное человеком. Или кем-то разумным, в любом случае. Это был цилиндр около фута в длину и три дюйма в диаметре. И на каждом конце — луковица в натуральную величину.
Крайне взволнованный, я отмыл его в ручейке. То был черный металл — и никаких кнопок, панелек, реостатов или чего там еще. У меня, конечно, не имелось ни малейшего понятия, кто создал эту штуку, и что она может, и почему ее оставили или потеряли на этой почти неприступной скале. В тот день я позабыл о рыбалке.
После того, как в течение часов ощупывал находку, вертел ее в руках, стискивал и так далее, надеясь отыскать способ ее активировать или открыть секцию, где окажется пульт управления, я отнес ее к Рабиа и остальным. Рабиа выслушала меня, затем сказала:
— Ее могли оставить здесь случайно создатели этого мира. Если так, они не боги, вопреки предположениям многих. Они — люди вроде нас, хотя могут отличаться строением тела. Или, возможно, эта вещь была оставлена здесь с некоей целью, входящей в их план. Неважно, кто ее сделал и для чего она предназначена. Это не имеет никакого отношения ко мне или к вам. Это может быть лишь задержкой, препятствием, камнем преткновения на Тропе.
Меня ошеломило столь явное отсутствие научного любопытства — или какого-либо иного. Но, по размышлении, я признал, что наставница по-своему права. К несчастью, я всегда слишком интересовался математикой, физикой и технологией. Я не хвастаюсь (хотя, почему бы и нет?), но я весьма поднаторел в этих отраслях науки. Фактически, я однажды спроектировал машину времени, в отношении которой множество народу почти убедилось, что она будет действовать. Почти, повторяю. Никто, включая меня, никогда не построил ее, чтобы проверить здравость идеи. Потому что путешествия во времени представлялись невозможными в соответствии с наукой тех дней. Порой я задумываюсь, а не следовало ли мне все-таки ее построить. Возможно, путешествия во времени невозможны большей частью. Но не исключено существование моментов, когда они весьма возможны. Я патафизик, а патафизика, помимо всего прочего — наука об исключительном.
Рабиа не приказала мне избавиться от Артефакта и забыть о нем. Как ее ученик, я обязан повиноваться ей, хочется мне этого или нет. Но она достаточно хорошо знала меня, чтобы догадываться, что мне нужно поэкспериментировать, пока я не оставлю попытки определить назначение этого предмета. И возможно, она надеялась преподать мне важный урок вследствие моей готовности на время уклониться с Тропы.
На третий день после того, как я нашел таинственную вещь, я сидел на ветке большого дуба и рассматривал эту штуку. И тут услышал голос. Женский голос, говоривший на языке, которого я не знал и никогда прежде не слышал. И он исходил из одной из луковиц на концах цилиндра. Меня это настолько напугало, что я замер на несколько секунд. Затем приложил конец к своему уху. Тридцать секунд спустя лепет прекратился. Но затем из луковицы на другом конце заговорил мужчина.